Собрание стихотворений

Терапиано Юрий Константинович

Мой дом

Когда, неукротимой дланью Металл и дерево дробя, Построю истинное зданье Во имя самого себя. Когда скажу: «смотрите, вот он Мой труд — хваление ему. Мой дом закончен и сработан, Придите к дому моему. Из дуба вырублены своды И выкрашены потолки. Полы сколочены на годы; К дверям прилажены крюки. Скажу, работой не измаян: «Входите, гости, в добрый час. Здесь приготовит вам хозяин В столовой трапезу сейчас: Весенний мёд и хлеб печеный, Крутую, сладкую муку, Поднос, тельцом отягощенный И каждому по рушнику; Мой новый дом надолго строен. Подвалы полны серебра, Сыров, копчений и убоин, Хлебов и прочего добра». Я повторю: «в достойном луке Все выверены тетивы — Пируйте и не знайте скуки, Хозяина хвалите вы». Когда смогу мой дом достроить, Я выну честь из-под полы, И в самом деле буду стоить Необычайной похвалы.

III. Невод (поэма)

Слово,

обращенное

от лица Горуса-Аполлона, Иepapxa.

К ученику его, Василиду, трудящемуся над построением Нового Храма Премудрости.

Лето 5926, от рождения Иешу 1926.

Глава I

Я, Гор-Аполлон, Иерарх Параклета Истинную быль пишу: Книгу о Человеке из Назарета, По имени Иешу. Ты прочел: «вы будете как боги», — Ибо тот, кто согрешил и пал, Кто в тоске изведал всё дороги, Только тот воистину взалкал. В смертный час измерив злобу нашу, Тьмы веков жестоковыйных зря, Иешу хотел отвергнуть чашу, Чашу Бога, Мага и Царя. Ты, Архангел, Змееносец Отчий, Молоты работ сочти! Ученик! Ладья клонится к ночи; Разверни папирус — и прочти: Ты читаешь: Истинного света В год пять тысяч девятьсот седьмой, В пятницу, в Италии, зимой, Я услышал голос Параклета. Был закат. На мраморе колонн Солнце никло, истекая кровью. Я услышал: «Горус-Аполлон» — Некто звал, склоненный к изголовью. И тобою, Змийный, не во сне Сожжено мое земное тело; Небо расступилось — и в огне Пламенная Роза заблестела. И не здесь, и не устами речь, И не снять последние печати С горних тайн, что каждая, как меч Грудь мою прошла до рукояти. Я стучал — и приобщен к волхвам, Я взалкал — и Хлебодатель вышел. Истинно свидетельствую вам: Я был в духе, лицезрел и слышал. Имеющий уши — слушай: У Матвея, Марка, Луки Я не беру и не рушу Ни одной строки. Ибо: они не сумели, Иepapxy Мира предстоя Слить вино фиванских подземелий С таинствами Книги Бытия. Симон Петр, краеугольный камень, Твой улов, и паства и врата; Но Господь почил на Иоанне, Истинном апостоле Христа. У креста не он ли сын Марии; Не Мария ль, вечная жена, В плотском лоне, в танце белых лилий Выносила древнего Овна. И толпе, ядущей кровь и тело, Вам, поправшим мраморы отцов, Гневная Изида не хотела Дать свой мед и молоко сосцов. Разбуди, о Змийный, о Мессия, Мертвецов, и пробуди рабов, Пачкающих голени нагие В мерзости повапленных гробов. И разве ты пересчитал века, Как простодушный скрибъ непросвещенный Царапая отрезком тростника О сорока столетьях Манефона?.. Земля, земля! В крутом ядре тая Неласковое, внутреннее пламя, Глядишь, как рдеет выпуклость твоя Морями и лесами и полями. Дождь падает. Земля вбирает сок И прорастает в исполинском севе, В уступах руд, в благословенном чреве, Вращая камни, глину и песок. И ты берешь от плоти кровь и плоть, Чтоб снова там, в провалах глуби черной, Исправить семя и перемолоть И бросить вновь под солнечные горны. А наверху — струится ток светил, И кровь плывет по венам пряжи странной, И небосвод из чаши оловянной Гнездо планет питает соком жил. Двенадцать числ, покорные сетям, В своих домах, не покидая лога, Предначертаниями Астролога Вращают мир по четырем путям. Двуполая! О полюсах оси, Синея влагой, зеленей о веснах, Извечно дню свой полушар неси, Топя другой в туманах ночи росной.

* * *

Земля, земля, о мать моя, нема… А я зову — как пасынок непарный. И позади и грозы и зима И ярый зной и жалящие терны. Ты помнишь: ужас, первобытный мрак, Туман болот и рык широкой пасти, Тяжелых ящуров неумолимый шаг И вопли тел, растерзанных на части. А я — нагой, оскалив твердый клык, В пустом лесу ощерен на ловитве; Давно отвык молиться мой язык, Забывший о медлительной молитве. Так ополчи же броненосных слуг! Протянутые щупальца — приемлю Вот этой парой обезьяньих рук, Кривыми дугами упертых в землю. Тебе, Единому, гремит хвала! Не прах один был вылеплен из глины; Яльдоваоф, твоя ль сокроет мгла Иакова напруженную спину? О Ты, в шесть дней подъявший мир со дна, Ночной борец на ханаанском луге: Твоя рука с моей сопряжена, И грудь твоя легла на грудь в натуге. Звени, звени, добытая из руд, Моя лопата, радостью играя: У древа жизни не святили труд, И песнь труда — была не песнью рая! Гроза и вихрь. Кипящее стекло, Свинцовый дождь на медном море стонет, Но я креплю упрямое весло, И берег — мой, и барка не потонет. Иаков, богоборец! Эта длань, Такая тяжкая, — легка отныне — Твоим сынам укажет Иордань, Творя завет с ночующим в пустыне. О, ученик, — богат ли мой улов? Не втуне ли я бросил невод в реку? Ты вычитал из оглашенных слов Священнейшее: имя Человека. О наш Отец, Великий Егова, Благословенный, мудрый, несказанный! Начальная окончена глава — Иоанна.

Глава II

Надо всеми мирами есть мрак безымянный, недвижный, нерождаемый, прекраснее всякого света, Отец Непознаваемый, Патер Агнозос, — Бездна и Молчание.

Единородная дочь Его, Премудрость Божия, София, познала бытие, и омрачилась и восскорбела; и сын Ея скорби быль Яльдоваоф, Созидающий Бог.

Мережковский. Трактат Василида. id.

Тогда Первый Разум, Пимандр,

родил подобного ему Человека. И был он прекрасен, имея образ Отца. Сказал Пимандр сыну своему, человеку: растите в росте и умножайтесь во множестве. Да познает мыслящий человек самого себя: что он бессмертен, и что начало смерти — любовь.

Трактат «Пимандр».

И заповедал Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть. А от дерева познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, когда ты вкусишь от него, смертно умрешь.

Бытие 2, 17.

Я — иерарх, и право мне дано. Я говорю, я пребываю молча. Мой ученик, пей брачное вино И знай — вино перемешали с жолчью. Торжественный, в богослужебном льне, Я приходил для жаждущего света, Выковывая в буре и в огне Пылающее слово Параклета. А ныне, облечен в простой хитон, Я говорю напевами простыми; Еще ль мое не позабудешь имя: Я запылен. Я нищ. Я утомлен. Молотобойца, воли топору! Строй города воздетые к зениту, Взрывай железом бурую кору, Из ребер гор выкраивая плиты. О, прах и плоть, которая слепа! Строитель вавилонских башен — слышишь: Земля из недр извергнет черепа, И пирамида мертвых — будет выше. И, если так, — перед мирами пыль, Мгновенный угль, согбенный на работе, Не меч ты поднял, а гнилой костыль, Грозя Яльдоваофу, богу плоти. Подобие и образ мой — внемли; Взял пять я дней на построенье храма; В шестой — мой дух я вдунул в ком земли И ввел во храм священника, Адама. И ты сиял, задуманный в добре, Мой юный мир, ковчег моей работы… Адам, Адам: ликуя, в день субботы Я опочил счастливо на заре. Эдем, мой сад, мой первозданный сад!.. Адам, войди и преклони колени; В росе светил, лучей и песнопений, Сияй мой дом, сияй мой вертоград… Тебе, Адаму, жертву обреку!.. Господь и Бог нисходит во пророки В тебя вдохнуть, мой соучастник в роке, В день торжества и радости — тоску. И так же смерть молчала. В пустоте Все бытия покоились. И снова София — Мудрость, Дева, Матерь Слова, Была в тоске, молилась о кресте… И мрак, еще невиданный возник, Неотразим, велик… и всюду слезы… Здесь сон и гроб и вещий нем язык, Здесь грань. Непознаваемый. Агнозос. Не мне, Владыке, богоборец смелый, Дробя престолы бурей голосов, Речет о том, что Мудрость восскорбела И скорби сын — творец — Яльдоваоф. Эдем, Эдем! Вкруг алтарей нетленных Ходите в страхе, ибо за стеной — Чудовища, и молнии, и зной, Провалы смерти, тления вселенных. Вот мой закон: покорствуй, веруй, чти. Ты — только прах, поверженный под ноги. Я отверзаю торные дороги, Я стерегу запретные пути. Книгу от Иоанна Прочтет только тот, У кого на ладони рану Огненный гвоздь пробьет. Имеющий уши — слушай, Крепко в сердце впиши Повесть о губящем душу Во имя горней души. Вы, что пожали много, Сумейте зерно смолоть: Символ Земли и Бога — Бог, воплощенный в плоть.

Глава III

Суета сует, сказал Еккелесиаст, суета сует и всяческая суета. Что пользы человеку от всех трудов его, которыми он трудится под солнцем? Род проходит и род приходит, земля же во веки неизменная пребывает.

Еккл. 1, 2, 5.

Путники, странствующий в пустыне народ, есть символ скитаний духа. Дерзновенные похитили из Египта Духовного пламя некоторого огня познания, который отныне пребывает с ищущим, доколе не исполнится путь странствований его духа. Этот же огонь есть дар Софии-Премудрости.

Та-Хотеп.

Я был им бич, где тернии и рвы. Я отравил Колена ядом гостий, Я разметал и утопил их кости В тысячелетних шелестах травы. Мои пески, восход мой и закат, Сухая пыль, безводные дороги — Привыкли жечь израненные ноги И сыновей не возвращать назад. Шурши, шурши над плодородным лесом, Ползи к реке погонщика напев: Пугливый раб не оскорбит вопросом Владыку, оросившего посев… Да не простится ни одна хула На Дух Святый. Почто ж они хулили Меня, светящего во все тела, Ликующего одеяньем лилий. Огонь Бытий, Бог третий, Дух Святой, Непознанный, не по обряду чтимый! О, темный рыбарь — и в тебе Незримый Покоится, как в храмине пустой.

* * *

В летах исхода долгие года К моим холмам шли смуглые народы. Господь их вел. И расступались воды, Шел хлебный дождь, и множились стада. Внимайте: в мудрой и святой стране Чужих святынь не взяли эти люди, И лишь один на кочевом верблюде Увез сосуды для служений Мне. Ты, Моисей, почто дерзнул народу Явить лицо Того, кто вечно нем; Зачем вдали Сион и Вифлеем, Храм Соломонов на пути исходу? Яхве — Аз. Путники, и весь народ — Какой ярем приял себе на выю; Кто мной обетованного Мессию Из рода в род в столетья понесет? Но ты воззвал. И Я отныне — с вами. Израиль, ты ль на струнах медных лир Зажжешь огни, и одолеешь мир И охранишь похищенное пламя?.. Я вечно нем. Непознанный, молчу. Но для тебя Я таинство нарушу, Воздвигну храм, в три дня его разрушу, Испепелю и обреку мечу: Вы — Богом одержимые… Отныне Рука моя ведущая тверда; Но день придет — и ляжет средь пустыни Цветущий посох на мои стада.

* * *

София-Дева сердцем восскорбела О бытии — и в тишине была. И роза грез о мире расцвела И утренняя даль заголубела. В покрове белом медленно ждала, Раскидывая в бесконечность очи, И медленно, среди глубокой ночи, Невестою в ладье луны плыла, Премудрая! О Боге не молчала. Ты вопрошала и взывала в тень. И было утро. И за утром — день, День первый, день творенья, день начала. Ученики! Отныне воззову Не львиным рыком к алтарям веселий: Я, прокаженный, вышел из купели Мирам вещать последнюю главу. И слушайте, земные племена, Все слушайте: я провозвестник Отчий: Еще не умер в человеке зодчий, Но храм в огне и рушится стена.