Сочинения в двух томах
Шрифт:
Видавший цвет сынов своих княжной
Отвергнутых, со всем их пылом страсти,
Клялся богами, небом и землей,
Что нежных чувств она не знает власти,
Что перед ней, в досаде плача злой,
Сам Купидон, лукавый бог и смелый,
Разбил колчан и изломал все стрелы!
Хоть хроника падений и побед
И не педант он в нравственности, свет, —
Но высоко и достодолжной славой
Почтит он ту, в которой пятен нет!
Всегда в виду весталки величавой,
Как в оно время развращенный Рим,
Расступится с почтением немым!..
Княжна всю жизнь, как с кованой бронею,
Где каждая блестит на солнце грань,
Сквозь этот мир соблазнов, пред толпою
Чиста как день прошла... И отдал дань
Ей гордый свет, упрочив за княжною
До поздних дней названье Chaste Diane[75].
Был этот титул ей всего дороже,
Она гордилась им... и вдруг... О, боже!..
Нет! не могу!.. Ее вступленья в свет
Я не застал, — но с первого мгновенья,
При первой встрече, юноша-поэт,
Был поражен!.. Серьезность выраженья
(Ее встречал я не на бале, нет!
В прогулках, по утрам, в уединеньи),
Задумчивость, вдаль устремленный взор —
По небу ль грусть, земле ль немой укор?..
О, дальние дорожки Монплезира...
Или тенистый Царскосельский сад...
И вдруг — виденье неземного мира...
Чуть слышно кони быстрые летят...
О Пушкин! — думал я. — Твоя бы лира...
Ты лишь умел, твой вдохновенный взгляд,
Вмиг указать, где божество во храме,
Вмиг разгадать Мадонну в светской даме!..
Признанье позднее... Княжна была
Моим надолго тайным идеалом...
Трагической кончиной умерла —
Трагедию ж смешали со скандалом!
Она всегда известного числа
Давала бал, и перед самым балом
Упал кумир, и что страшней всего:
С ним рухнул образ нравственный
Да, падают империи — но слава
Переживает. Упадает храм,
Но бог, в нем живший, составляет право
На память и почет тем племенам,
Что с именем его прошли, как лава,
Как божий бич, по суше и морям...
Но человек, в котором уважались
Достоинства, которого боялись
Лишь потому, что он был совершен,
Со всех сторон велик и безупречен, —
И вдруг внутри его лишь гниль и тлен!..
Но нет! я не сужу!.. Кто беспорочен?
В падении, быть может, сокровен
Глубокий смысл, и, может быть, уплочен
Им страшный долг... А мы с своим умом
В чужой душе что смыслим? Что прочтем?..
2 На месте я из первых был. Успели
Едва лишь подхватить ее — куафёр,
Модистка — и сложили на постели.
На голове богатый был убор,
А между тем глаза уж потускнели...
А тут кругом блеск ламп, трюмо, прибор
Помад, духов, и надо всем — незримый
Из вечности посол неумолимый.
Да, этот гость был всеми ощутим...
Взглянул он всем в глаза мертвящим взглядом,
Всем в ужасе стоявшим тут живым...
И дрогнули под празничным нарядом
У всех сердца... Эх! шутим мы, труним
Над смертию, над судищем и адом,
А покажись чуть-чуть она — ей-ей,
Раскланяться забудем даже с ней!
Конечно, всё, как при внезапном громе,
Что было двор, что около двора,
Что приживало в старом барском доме,
Всё — в будуар! Явились доктора,
Но, главное, при этаком содоме,
Швейцар, без ног и впопыхах с утра,
И невдомек, чтоб, при событьи этом,
Отказывать являвшимся каретам.
И бальною, разряженной толпой