Сочинения в двух томах
Шрифт:
Ты в глубь веков уносишься душою,
И говоришь как будто сам с собою:
«Да, бедная Россия!.. Лес и бор,
А с юга — степь! Не обозреть равнину!
И в людях: род восста на род, раздор,
Живяху бо по образу зверину...
И вот туда идет с Афонских гор
Смиренный инок, что во челюсть львину,
Что на кресте распятый миру дал...
Идет один — в леса, в места глухие
До Соловков, — и край преображен!..
Нахлынули народы кочевые,
Встает ислам и папа, с трех сторон
Крушится всё, крушится Византия,
Но уж в Москве оплот сооружен,
И пробил час из мрака ей изыти,
Как третий Рим, четвертому ж не быти...
И стал отсель ее народов дух
Един хранитель истины Христовой...
Что ж? Продолжать?.. — Смотря с улыбкой вкруг,
Спросил поэт. — Одно лишь, впрочем, слово!
Мы — высший свет — мы спрашиваем вдруг,
Что создала Россия, и нам ново,
В чаду чужих идей забыв свое,
Припомнить то, что создало ее!..
Там — силой мир был сплочен феодальный
И пестрый сброд племен в один народ;
Здесь весь народ, дотоль как бы опальный,
Великое призванье сознает,
И ради той идеи колоссальной
Он весь — от смерда до царя — идет
И государству в крепость отдается,
И терпит всё, лишь вера да спасется!
И вот предстал он в образе Петра
Пред миром вдруг как грозный триумфатор...
Содрогся мир: уж не пришла ль пора
И уж идет Восточный император?..
Но тут и блеск Версальского двора,
И Запада профессор и оратор
Пленили нас, поверили мы им, —
Да на раздумьи грустном и стоим!..»
Поэт умолк. В его горячем слове
Послышалась такая глубина,
Что смолкли все... «Е pur si muove,[81] —
Послышалось, — и всё идет она,
Всё та ж святая
Сама того не ведая, верна!
И всё ей впрок! Что нынче так оставит,
То завтра взять само себя заставит...»
То высказал какой-то старичок,
Когда-то бывший консул на Востоке,
Он продолжал: «Восток — нам свет, Восток!
В России — все несемся мы в потоке;
Нам не видать, куда летит поток,
Что океан могучий и широкий!
Нет! встань на Гималай, смотри с Балкан,
Лишь там поймешь ты этот океан!..»
Его слова затронули поэта,
Он подхватил: «И только б раздалось
С высот Кремля и до высот Тайгета
Одно словцо — и разрешен хаос!
Словцо — Восточный император...» Это
Я потому привел, что весь вопрос
Тогда же предложил на обсужденье
Девиц, и Женя высказала мненье:
«Наш век, — слова чеканила она, —
Век личности. И разум и свобода —
Его девиз. Былая жизнь должна
Окончиться для всякого народа;
И будет жизнь людей везде одна,
Без государств и без различья рода
И племени». — «Коммуна, так сказать?»
— «Как вам угодно можете назвать,
А уж так будет». — «Это ваша вера?» —
Спросил я. «Математика, — ответ. —
Я не люблю ханжи и лицемера,
Но искренни тот и другой поэт, —
Да старики!.. Для них свята химера
Их государства!.. Тысячи ведь лет
Уходят на него умы, таланты...
А про святых он — ну уж, обскуранты!»
8 Потом я видел Женю только раз.
Кой-кто собрался. Светская, живая
Шла болтовня, и Женя, наклонясь
В углу между своих над чашкой чая,
Ну отпускать «словца» на всех на нас,
И вслух. «Какая же вы нынче злая», —
Сказал я ей, смеясь, как все ушли.