Сочинения. Письма

Куняев Сергей Станиславович

РЫБАКИ

Очень груб он, житель приозерный Сивоусый, кряжистый рыбак. Крючья рук — широких и проворных — И цигарка длинная в зубах. Ездит в город он за солью и за хлебом, За кирпичным чаем и крупой. И по праздникам расчесывает гребнем Волосы на голове в пробор. На вечерках, разомлев, в угаре Пьет из чашки самогонный спирт И потом на неуклюжих нарах До рассвета непробудно спит… Рыбаки — известные буяны, Это знает весь Зайсан, — Словно птицы — бабьи сарафаны, Как пойдут по горенке плясать. В темных сенцах, где разложен невод, Как закружит, зашумит гульба, С хрустом жмут ширококостных девок И грудастых, мягкотелых баб. Пьяные рыбацкие артели — Ярые охотники до драк. Не стерпеть, коли наметит в челюсть Волосатый, жилистый кулак. И недаром по окрестным селам Старики на лавочках ворчат: «Срам какой-от… Озорная голыдь Перепортила кругом девчат!» Каждый день раскидывают сети, Каждый день корзины полны рыб. Здесь по-взрослому серьезны дети И по-детски взрослые хитры. Но

слова раскачивают мерно За столом, когда идет дележ, Потому, что знают все, наверно, Что у каждого семья и нож. Горячащее, как корень женьшень, Здесь немудро спрятанное зло. И молитвы суеверных женщин — За хороший ветер и улов. В час, когда вонзаются, как когти, Зоревые, ранние огни, Сапоги пахучим мажет дегтем И затягивает у колен ремни. …Вместе с лодкой движется работа, Остроносое блестит весло. У шестов высоких переметов Много пятен солнечных легло. Вдалеке сиренево и сине… При безветрии Зайсан красив. И в зеленой вымокшей корзине Шевелятся жирные язи. К камышовым, водяным просторам Он мальчишкою еще привык. Ишь, как руки двигаются скоро За дрожаньем тонкой бечевы! …А ночью неуклюжею лапой, Привыкшей лишь к грузу сетей, Ищет женщину, рыбьим запахом Пропитанную до костей. …………………………………………….. Освещенная бледным светом, Протянувшаяся к горизонту ширь, И звезды — золотыми монетами Рассыпанные в камыши, И луна — словно желтый гребень, Запутавшийся в волосах. …Спит таким спокойным и древним Затаивший звонкость Зайсан. 1927

«Всё так же мирен листьев тихий шум…»

Всё так же мирен листьев тихий шум, И так же вечер голубой беспечен, Но я сегодня полон новых дум, Да, новых дум я полон в этот вечер. И в сумраке слова мои звенят — К покою мне уж не вернуться скоро. И окровавленным упал закат В цветном дыму вечернего простора. Моя Республика, любимая страна, Раскинутая у закатов, Всего себя тебе отдам сполна, Всего себя, ни капельки не спрятав. Пусть жизнь глядит холодною порой, Пусть жизнь глядит порой такою злою, Огонь во мне, затепленный тобой, Не затушу и от людей не скрою. И не пройду я отвернувшись, нет, Вот этих лет волнующихся — мимо. Мне электрический веселый свет Любезнее очей любимой. Я не хочу и не могу молчать, Я не хочу остаться постояльцем, Когда к Республике протягивают пальцы, Чтоб их на горле повернее сжать. Республика, я одного прошу: Пусти меня в ряды простым солдатом… Замолк деревьев переливный шум, Утих разлив багряного заката. Но нет вокруг спокойствия и сна. Угрюмо небо надо мной темнеет, Всё настороженнее тишина, И цепи туч очерчены яснее. 1927

«Алой искрой брызгал закат…»

Алой искрой брызгал закат… В спину ветер вечерний дул… Уходил в голубеющий скат Призакрытый холмами аул. Незаметной пробитой тропой Загорелый солнцем малай Тихо шел и свистел губой… Я ему приподнял малахай. Улыбнулся, крикнул: «Аман!» Он ответил, смеясь глазами… Над широкой степью туман Голубыми капал слезами… Солнца свет багровый иссяк, И едва полыхали огни… Собирали в подолы кизяк Молодые девки в степи. Мимо, чуть не бегом, табун Тонкорогих, тощих коров Гнали парни за пестрый бурун… Пахло свежестью снов… …Мне хотелось вернуться назад… В спину ветер вечерний дул — Уходил в голубеющий скат Призакрытый холмами аул. 1927

ПИСЬМО

Месяц чайкой острокрылой кружит, И река, зажатая песком, Всё темнее, медленней и у же Отливает старым серебром. Лодка тихо въехала в протоку Мимо умолкающих осин, — Здесь камыш, набухший и высокий, Ловит нити лунных паутин. На ресницы той же паутиной Лунное сияние легло. Ты смеешься, высоко закинув Руку с легким, блещущим веслом. Вспомнить то, что я давно утратил, Почему-то захотелось вдруг… Чт о теперь поешь ты на закате, Мой далекий темноглазый друг? Расскажи хорошими словами (Я люблю знакомый, тихий звук), Ну, кому ты даришь вечерами Всю задумчивость и нежность рук? Те часы, что провела со мною, Дорогая, позабыть спеши. Знаю, снова лодка под луною В ночь с другим увозит в камыши. И другому в волосы нежнее Заплетаешь ласки ты, любя… Дорогая, хочешь, чтоб тебе я Рассказал сегодня про себя? Здесь живу я вовсе не случайно — Эта жизнь для сердца дорога… Я уж больше не вздыхаю тайно О родных зеленых берегах. Я давно пропел свое прощанье, И обратно не вернуться мне, Лишь порой летят воспоминанья В дальний край, как гуси по весне. И хоть я бываю здесь обижен, Хоть и сердце бьется невпопад, — Мне не жаль, что больше не увижу Дряхлый дом и тихий палисад. В нашем старом палисаде тесно, И тесна ссутуленная клеть. Суждено мне неуемной песней В этом мире новом прозвенеть… Только часто здесь за лживым словом Сторожит припрятанный удар, Только много их, что жизнь готовы Переделать на сплошной базар. По указке петь не буду сроду, — Лучше уж навеки замолчать. Не хочу, чтобы какой-то Родов Мне указывал, про что писать. Чудаки! Заставить ли поэта, Если он — действительно поэт, Петь по тезисам и по анкетам, Петь от тезисов и от анкет. Чудаки! Поэтов разве учат, — Пусть свободней будет бег пера!.. Дорогая, я тебе наскучил? Я кончаю. Ухожу. Пора. Голубеют степи на закате, А в воде брусничный плещет цвет, И восток, девчонкой в синем платье, Рассыпает пригоршни монет. Вижу:

мной любимая когда-то, Может быть, любимая сейчас, Вся в лучах упавшего заката, На обрыв песчаный забралась. Хорошо с подъятыми руками Вдруг остановиться, не дыша, Над одетыми в туман песками, Над теченьем быстрым Иртыша. 1927

ПЕСНЯ ОБ УБИТОМ

То было там, в моей стране далекой, Где синим вечером осой звенит июль. Хранит под сердцем тополь одинокий Свинец давно уже остывших пуль. Пыль на дороге с ветреным закатом Прозрачна, золотиста и легка. Вот здесь в последний путь когда-то Расстреливать вели большевика. Овраг глубок, зарос зеленым талом, Ручей во мху шипучий, как вино… Он подошел спокойный и усталый И прислонился к тополю спиной. И вот теперь в моей стране далекой, Где синим вечером звенит июль, Хранит под сердцем тополь одинокий Свинец давно уже остывших пуль. И в час, когда с любимою встречались В последний раз под лунною листвой, Я ей шепнул в узор широкой шали, Я ей шепнул: «Любимая, постой! Мне нежных слов сейчас не говори ты, Сейчас куда пристойней помолчать. Ты слышишь, тополь песню об убитом Поет листвой под тихий звон ручья? Ты видишь, там — и медленно и туго Свивает кольца голубые дым? Давай же вместе с закадычным другом И мы с тобой немного погрустим!» Высокий полог в звезды пышно выткан, Спокойно всё над нитями дорог. Любимую я проводил к калитке — Свою печаль я проводить не мог. 1927

ВСТУПЛЕНИЕ К ПОЭМЕ «ШАМАНЬЯ ПЛЯСКА»

Моя страна, мы встретились опять. Хранишь ты прежнюю угрюмую дремучесть, Но я давно уж начал понимать, Что ждет тебя совсем иная участь. Пускай летят в костер твоей зари Твоей тайги смолистые поленья, Пришельцам ты покорно подари Пустынных рек холодное кипенье. Шуми, шуми, угрюмый хвойный край!.. Ковер шафранный расстелила осень. Смелее, ветер, песню начинай, Перебирая струны сосен. Чисты от туч, нависли небеса Над одиночеством твоих селений… Бегут на север синие леса, Бегут на север дикие олени. Но даже там, где лег спокойно лед, Где ночь тиха, что коршун над добычей, Крылатых нарт стремительный полет Чего-то неустанно ищет. И на брусничный ветреный закат Тоскуют долго древние урманы… В последний раз над головой подъят Широкий бубен старого шамана! 1927

ПАЛИСАД

Я вздыхаю глубоко и редко — Воздух здесь ядреней и вольней. Кареглазая моя соседка В поводу ведет поить коней. Уговаривать меня не надо: Задевая ветки тополей, Тороплюся я из палисада Пробежать по улице за ней. Лошадиные спокойны спины, И за ними не видна она. У поваленной гнилой лесины Возле яра я ее догнал. Берегов приподнятые плечи Не сгорбатили еще года, У копыт колышется и плещет Розовая, сонная вода… Я сказал: «Здесь чудная погода И закаты ярче и пышней». Я спросил: «Ты выйдешь за ворота, Как поставишь к яслям лошадей?» Говорил о свежести улыбок, О родном и близком Иртыше, Слышно было, как большие рыбы Громко плавились у камышей. Резвый ветер маленьким котенком У ворот в траве попрыгать рад. Проводил соседку я тихонько В мой густой зеленый палисад. Быстро ночи катятся в июле, Затерялися в листве слова. Над песками опустелых улиц, Расползаясь, тает синева. Близость тонких загорелых пальцев, Теплота порозовевших щек! …На траву отброшенным остался Позабытый ситцевый платок. 15 июля 1927

ГОЛУБИ

Было небо вдосталь черным, Стало небо голубей, Привезла весна на двор нам Полный короб голубей. Полный короб разнокрылый — Детства, радостной родни, Неразборчивой и милой Полный короб воркотни. Приложил я к прутьям ухо — Весел стал, а был угрюм, Моего коснулся слуха Ожиданья душный шум. К рышку прочь! Любовью тая, Что наделала рука! Облачком гудящим стая Полетела в облака. 1927 Павлодар

ПО ИРТЫШУ

Ветрено. И мертвой качкой Нас Иртыш попотчевать готов. Круглобедрые казачки Промелькнули взмахами платков. А колеса биться не устали, И клубится у бортов река, И испуганной гусиной стаей Убегают волны к тальникам. Жизнь здесь тесто круто замесила, На улогах солнечной земли, На песчаном прибережном иле Здесь рождались люди и росли. Здесь под вечер говорливы птицы Над притихшим, гулким Иртышом. Вот простую девку из станицы Полюбить мне было б хорошо. Я б легко встречал ее улыбки Под журчанье легкого весла, Шею мне со смехом, гибко, Смуглою б рукою обняла. На ночевки в голубые степи Я гонял бы косяки коней, На ночевках при июльском лете Я грустил бы песнями о ней. Только мне, я это твердо знаю, Не пасти уже в степи коня, И простая девушка такая Не полюбит никогда меня. Вновь расстанусь с этими местами, Отшумит и отзвенит река. Вспуганной гусиной стаей Убегают волны к тальникам. 1927

«Вы просите стихов? Вчера цыганка пела…»

Вы просите стихов? Вчера цыганка пела Про то, что жизнь — случайность и обман, Про женщину, которая сумела Уйти с толпой кочующих цыган. Цветная шаль передо мной упала, Как степь, наряженная сентябрем. Я загрустил нечаянно о том, Что здесь цветов и воздуха так мало. Вы просите стихов? Хорошая Мальвина, Но что за прок в двадцатый раз Вас срифмовать с какой-нибудь картиной Или назвать Мадонной Вас! Постойте, милая, — вот разбредемся все мы. Добуду воздуха я и цветов, Преподнесу Вам целую поэму И множество лирических стихов. 1927