Сочинения
Шрифт:
Безусловным его приоритетом является классическая стиховая форма. Вспоминая начальную эпоху русской поэзии в изгнании, Ю. Терапиано писал в некрологе «Памяти С. А. Луцкого»: «Среди тогдашних поэтов, начавших печататься уже за рубежом, Семен Луцкий должен быть причислен к неоклассическому течению, которое возникло в виде протеста против всяческих новшеств и крайностей, процветавших и в России и за границей в первой четверти нашего века и даже позже» [48] . В традиционных для русского стиха ритмах, строгом и четком синтаксисе, во внешне безыскусных приемах образной экспрессии Луцкого современники усматривали некоторую подражательность Ходасевичу, о чем в частности писали Г. Адамович [49] и М. Слоним [50] , хотя З. Гиппиус, например, это категорически опровергала: в письме к Ходасевичу от 24 октября 1926 г. она писала: «Ну, а Луцкий — и кто это еще, Господи! — никогда я не позволю себе сказать такую ересь, что он подражает вам. Согласимся, что он вполне самостоятелен во всем своем размахе. Впрочем, я ни звука сейчас не помню, помню лишь общее впечатление, и этого с меня достаточно» [51] .
48
Ю. Терапиано, «Памяти С. А. Луцкого», loc. cit.
49
Г. Адамович, «Молодые поэты», «Последние Новости», 1930, № 3214, 9 января, стр. 2.
50
«Воля России», 1930, IV, стр. 363.
51
Зинаида Гиппиус. «Письма к Берберовой и Ходасевичу», р. 67; в связи с суждением Г. Адамовича отмечено в кн.: Владислав Ходасевич. Собр. соч. в 4 т. Т. 2 (Москва, 1996), стр. 514.
Стихи приходили к нему как наваждение, как молитва «на своеструнной лире». Судя по датам, стоящим под стихами, текст слагался зачастую в один присест, в течение одного дня. Многое из
Любимый пунктуационный знак Луцкого — многоточие. Им он пользуется широко и щедро, что далеко не всегда приводит к желаемому результату — выразить нескончаемое многообразие мысли, принципиальную невозможность уложить ее в ограниченные грамматические рамки. Нередко многоточие становится навязчиво-бессмысленным, как всякая обильно эксплуатируемая форма. В этом сказалась некоторая прямолинейность поэта, полагавшего таким образом возместить недостающие эмоционально-экспрессивные краски. Впрочем, как всякая стилевая особенность, многоточие Луцкого — частное проявление общей творческой манеры [52] . Один из наиболее повторяемых поэтических образов Луцкого — ангелы. Русскую эмигрантскую поэзию «первой волны» ангелами не удивишь. См., например, М. Струве («Заскучала ты сегодня, детка…») [53] :
52
В. Корвин-Пиотровский, например, любил, в полном несоответствии с пунктуацией, двойные и даже тройные тире. Автору вступительной статьи к посмертному изданию его произведений Т. Фесенко пришлось для оправдания столь необычного употребления тире ссылаться на авторитет Блока, писавшего, что «душевный строй истинного поэта выражается во всем, вплоть до знаков препинания» (Владимир Корвин-Пиотровский. «Поздний гость: Стихи поэмы, драматические поэмы: В 2 т.». Т. I (Вашингтон, 1968), вступ. статья без пагинации). О том, что замена многоточия двойным тире выглядит в его стихах искусственно, см. в рецензии Г. Адамовича на сб. «Поражение» (Париж, 1960): Георгий Адамович, «Стихи Вл. Корвин-Пиотровского», «Новое Русское Слово», 1960, № 17188, 10 апреля, стр. 8.
53
«Зеленая палочка», 1920, № 4, стр. 10.
И. Одоевцева («Стихи от сердца к сердцу весть…») [54] :
Хоть я твоих не вижу глаз, Но сердцем, сердцем слышу, Как будто ангел в тихий час Слетел ко мне на крышу.В. Андреев («Бессонница, расширясь, одолела…», сб. «Недуг бытия», 1928) [55] :
54
«Благонамеренный», 1926, № 1, стр. 24.
55
Вадим Андреев. Стихотворения и поэмы <В 2 т.>. Т. 1. Подготовка текста, составление и примечания Ирины Шевеленко; с предисловием Лазаря Флейшмана (Berkeley, 1995. Modem Russian Literature and Culture. Studies and Texts. Volume 35), стр. 57.
Б. Поплавский («Жалость», сб. «Флаги», 1931) [56] :
Ангелы прочь отлетали от лона земного Им натрудившимся за ночь пора была спать. Целую ночь они пели у мира иного, Спящие же не спешили и пятились вспять.56
Борис Поплавский. «Флаги» (Париж, 1931), стр. 37.
Образ ангела зачастую выносится в название стихотворения. См. стихотворения под названием «Ангел», принадлежащие перу Н. Оцупа («Звено,» 1927, № 205, 2 января, стр. 6), В. Смоленского («Возрождение», 1930, № 1850, 26 июня, стр. 4), Н. Берберовой («Последние Новости», 1931, № 3571, 1 января, стр. 2), «Ангелы» Ант. Ладинского («Последние Новости», 1930, № 326, 25 февраля, стр. 3; вошло в его сб. «Черное и Голубое» (Париж, 1931, стр. 58–59), М. Веги — в ее сб. «Лилит. Третья книга стихов» (Париж, 1955), стр. 7), «Ангелы ада» Б. Поплавского — в его сб. «Флаги» (Париж, 1931, стр. 17), «Цветы Ангела» Лоллия Львова (Лоллий Львов. Венок: Стихи (<Paris>, 1938), стр. 55) — перечислять можно бесконечно…
При всей, однако, насыщенности эмигрантской поэзии ангелами художественный мир Луцкого — и по частоте их упоминаний, и по семантической значимости — претендует на особую роль. Поэт вовсе не относится к миру и бытию как заключающим в себе исключительно «ангельское» начало, но их поэтическое выражение нередко приобретает у него, как это было свойственно Рильке, густую «ангельскую» метафорику.
Для художественного мира Луцкого органичен эпитет «огромный»: огромная природа («Я спрашивал дорогу у ветров…»), огромный бой природы («Памяти Тютчева»), гроб Корделии огромный («Мир предо мной, но я пред миром…»), голос у России огромный («Господь, Господь, один, единый…»), огромная мечта («На смерть Сергея Есенина»), огромная нескромность Расцветающих громко полей («Оскорбленный огромной нескромностью…»), огромные слова («Молчи… Твое молчанье свято…»). «Огромный» у Луцкого не просто поэтическое украшение, это слово выражает высокое напряжение духовных сил и ощущение необъятного, пространства бытия.
Этим подлинным бытием до последних дней Луцкого, который из 86 лет своей жизни 68 прожил за границей, оставалась Россия. Воспитанный в духе традиций русской интеллигенции с ее неискоренимой верой в святые идеалы и готовностью к жертве [57] , Луцкий являет живой образец наследника русской классической литературы, проникнутой идеей вселенского братства и искавшей путей совершенствования человеческой природы.
* * *
За помощь в работе над данным изданием выражаю искреннюю признательность Ричарду Дэвису, Юлии Гаухман, Роману Тименчику, Захару Давыдову, Томашу Гланцу. Особую благодарность приношу дочери поэта, А. Бэнишу-Луцкой, за предоставление в наше распоряжение материалов семейного архива и за ценные указания и советы.
57
Ср. в тех же записках, что цитировались в прим. 38, Луцкий рассказывает о себе «Затем пришла революция <190>5 года, разгром ее, еврейские погромы, казни и ссылки, я столкнулся с социальной несправедливостью и с классовой жестокостью и решил стать революционером. Мечтой моей жизни стало отдать, мою жизнь, Каляев и Сазонов были для меня предельной высотой человеческого духа. Да, отдать жизнь за других, как отдали они, как отдали пророки, Иисус и Сократ. «Не убий» казалось мне главным мор<альным> зак<оконом> человека, но я готов был преступить этот закон, взять чужую жизнь и отдать мою собственную для блага миллио<нов> новых других жизней. Я думал, что Бог поймет меня и простит нарушение этой заповеди, а если не простит, то я готов был вечно гореть в адовом пламени, пожертвовать даже моей жизнью загробной».
«СЛУЖЕНИЕ» (Париж,1929) [60]
«Когда-нибудь от мутных слов…» [61]
58
Условные обозначения
АБЛ — Архив А. Бэнишу-Луцкой.
Антология — «Мы жили тогда на планете другой…». Антология поэзии Русского Зарубежья. 1920–1990 (Первая и вторая волны); в четырех книгах. Составление Е. В. Витковского; Биографические справки и комментарии Г. И. Мосешвили (Москва, 1994).
В — Возрождение: Ежедневная газета. Ред. П. Б. Струве (1925–1927), Ю. Ф. Семенов (с авг. 1927) (Париж), 1925–1940.
ВР — Воля России: Ежемесячный журнал политики и культуры. Ред. В. И. Лебедев, М. Л. Слоним, Е. А. Сталинский, В. В. Сухомлин (Прага), 1922–1932.
ВРС —
ЕвКРЗ IV — Евреи в культуре Русского Зарубежья. Статьи, публикации, мемуары и эссе. Т. IV. 1939–1960 гг. Составитель и издатель М. Пархомовский (Иерусалим, 1995).
ЕКРЗ V — Евреи в культуре Русского Зарубежья. Статьи, публикации, мемуары и эссе. Т. V. Составитель и издатель М. Пархомовский (Иерусалим, 1996).
3 — Звено: Еженедельная литературно-политическая газета. Ред. М. М. Винавер, П. Н. Милюков (Париж), 1923–1926; Ежемесячный журнал литературы и искусства. Ред. М. Л. Кантор (Париж), 1927–1928.
О — Семен Луцкий. «Одиночество». Стихи (Париж, 1974).
ОэБЛ I и ОэБЛ II — два экземпляра «Одиночества», принадлежащие А. Бэнишу-Луцкой и хранящиеся в ее собрании; каждый из них имеет авторские вставки и пометы.
ПН — Последние Новости: Ежедневная газета. Ред. П. Н. Милюков (Париж), 1920–1940.
С — Семен Луцкий. «Служение» (Париж: Издательство Стихотворение, 1929).
СП— Своими Путями: Литературно-художественный и общественно-политический иллюстрированный журнал. Под ред.: А. К. Рудина (№ 1/2-6/7), А.И. Федорова (№ 1/2), С.Я. Эфрона (№ 1/2-12/13), Н.А. Антипова (№ 3/4-12/13), А.А. Воеводина (№ 3/4-10-11), П.Н. Всежинского (№ 10/11), Д.И. Мейснера (№ 12/13), Е.Л. Недзельского (№ 12/13), Б.К. Семенова (№ 12/13) (Прага), 1924–1926.
СППК— Стихотворение. Поэзия и поэтическая критика. <Вып.> I и II (Париж, 1928).
СэБЛ — «Служение» —экземпляр А. Бэнишу-Луцкой, в котором большинство стихов датировано рукой С. Луцкого.
Эстафета: Сборник стихов русских зарубежных поэтов. Редколлегия: И. Яссен, В.Л. Андреев, Ю. К. Терапиано (Париж; Нью-Йорк, <1948>).
59
СТИХОТВОРЕНИЯ
Раздел Стихотворения состоит из четырех разделов: в 1-й раздел вошли стихи, опубликованные С. Луцким в двух его сборниках — С и О (чтобы избежать повторов, при перепечатке второго сборника исключены те стихи, которые были опубликованы в первом; стихи из С, повторенные в О, отмечены в комментариях * перед названием); 2-й раздел составили опубликованные стихи, не вошедшие в сборники; в 3-м м разделе собраны неопубликованные стихи поэта, которые в свою очередь подразделяются на имеющие датировку и недатированные (в особую рубрику здесь выделены подражания, пародии, иронические и шуточные стихи); наконец, 4-й раздел состоит из поэмы Луцкого «Петух».
Стихи печатаются с незначительными пунктуационными изменениями, соответствующими современным грамматическим нормам.
60
«Служение»— Сборник стихов С. Луцкого С не прошел не замеченным критикой. Так, в частности, ему уделено внимание в рецензии М. Слонима на новые сборники стихов «О молодых поэтах» (ВР, 1930, IV). «Дарование Луцкого не очень велико, — отмечал критик, — круг его тем ограничен, стихотворениям его, несмотря на их мелодичность, присуща порою некоторая сухость и даже умственность, но в них иной раз ощущается то, что называют «поэтическим волнением». <…> у Луцкого установка не на образ, а на некоторую афористичность, но он ищет метких определений и обращает внимание на выбор слов. Не всегда поэт избегает некоторой банальности или, в лучшем случае, неяркости выражения, но в книге большинство стихов вполне удачно с формальной стороны» (стр. 363). Ту же несколько преувеличенную «страсть к афоризмам, опять-таки чисто умственного, а не поэтического характера», подчеркивал в Луком и А<лексей> Э<йснер>, рецензируя в ВР (1928, VI, стр. 119) сборники СППК (в вып. 2 были напечатаны три стихотворения Луцкого: «Обладают прихоти природы…», Песня о луне и «Как нежен слабенький росток…», включенные затем в С). «Он любит — продолжал тот рецензент, — повторять: “Все это просто” или “Просто и ясно”. Такая мудрость очень немногого стоит и у классной доски, при доказательстве теоремы (“само собой очевидно”), в поэте она невозможна».
Критика была едина в констатации отсутствия в стихах Луцкого ярких поэтических открытий. М. Слоним в упомянутой рецензии на С, называя его музу «женственной, мягкой, впадающей в меланхолическое бессилие» и не без проницательности указывая на то, что «он может только петь тоску и отрешение», находил далее те же «усредненные» признаки усталости и апатии художественной воли, что и у ряда других т. н. «молодых» поэтов: «Вдумчивые, не лишенные порою скромной прелести, стихи Луцкого поражены все той же болезнью: в них какая-то покорствующая вялость, бессилие сдачи, томительная меланхолия, не возвысившаяся до сильного поэтического выражения. Вот почему многие из них не волнуют, несмотря на то, что написаны они совсем не плохо: на ту же тему, приблизительно в том же духе напечатаны сотни подобных же стихов» (Ibid., стр. 363–364).
Примерно так же воспринял С и В. Ходасевич, получивший книгу стихов Луцкого на отзыв (см: В, 1929, № 1661, 19 декабря, стр. 3). В статье «Скучающие поэты» (В, 1930, № 1703, 30 января стр. 3), представляющей собой рецензию на новые поэтические сборники, он в весьма неодобрительном контексте отмечал двустишие Луцкого «Бегут, сменяясь <в оригинале: меняясь>, времена,/ Бессмысленная скоротечность» (из стихотворения «Душа, и ты не спасена…»…): «Я начал читать эти книжечки с карандашом в руке, делая на полях отметки. Но постепенно у меня пропадала охота подчеркивать, ставить птички да крестики. Наконец карандаш и вовсе выпал из моих рук. Труд почти пропал даром, ибо я увидел, что летят страницы, сменяются имена авторов — отмечаю же я все одно и то же, что почти все десятка два мелькнувших передо мною поэтов разнятся друг от друга частностями, а в основном томительно сходствуют».
Тремя неделями раньше Ходасевича на С отозвался Г. Адамович в статье «Молодые поэты»: «У Семена Луцкого в Служении сильно сказывается чувство непосредственно-эстетическое. Его стихи музыкальнее и пластичнее, нежели стихи Браславского <до этого критик вел речь о сборнике А. Браславского Стихотворения (Париж, 1929)>, но по существу они наивнее их. Луцкий, по-видимому, усердно читал Ходасевича, отчасти с пользой для себя, отчасти со вредом: он научился стилистической опрятности и чистоте, но перенял и ту раздвоенность сознания, с которой, правду сказать, ему делать нечего. «Песня о луне» — пример этого. Возводить в загадку «бытия» то простое обстоятельство, что в воде, как в зеркале, все отражается, и патетически восклицать:
Мудрые, трезвые! Вам разгадать Верху иль низу — быть, отражать?— значит, собственно говоря, выказывать неуважение к подлинным загадкам бытия. В стихах менее замысловатых дарование Луцкого крепнет и становится заметно» (Г. Адамович, «Молодые поэты», ПН, 1930, № 3214,9 января, стр. 2).
Пражский поэт С. И. Шовгенов, участник литературной группы Далиборка, писавший под псевдонимом С. Нальянч, оценивая С, говорил о том, что в нем «много незрелого, наивного, безвкусного, но из пятидесяти стихотворений сборника можно выбрать три-четыре, которые позволяют возлагать на поэта надежды». К удачным он причислил «Я спать хочу…», «Мир предо мной…», «Я спрашивал дорогу у ветров…», в особенности же выделил «Как нежен слабенький росток…», по его словам, «оригинальное по замыслу и недурное по исполнению». «Досадно, — заключал он, что это лучшее теряется в море посредственного или очень слабого» (С. Нальянч, «Парижские поэты», «За Свободу!» 1930, № 101 стр. 8).
Сборник С имеет посвящение «Памяти моего отца».
61
Когда-нибудь от мутных снов. В СэБЛ датировано 4/II <19>28.
«Дышать вот этой бездной…» [62]
62
Дышать вот этой бездной. В СэБЛ датировано 8/XII <19>29. В докладе <О Прекрасной Даме>, прочитанном в ложе Северная Звезда 27 ноября 1952 г., Луцкий вновь вернулся к образу «двух бездн»: «Это момент, когда человек духовным оком погружается поочередно в обе знаменитые философские пропасти — и бездну мира, и провал собственной души». Не оттого ль немая/ Яснейшая средь Муз? — Имеется в виду Полигимния, муза гимнической поэзии, которой приписывалось изобретение лиры; изображалась в задумчивой позе со свитком в руках; упомянута также в стихотворении Луцкого «1939», посвященном В.Л. Андрееву.
«Весь воздух выкачан внутри…» [63]
Песня о луне [64]
63
* Весь воздух выкачан внутри. В СэБЛ датировано 28/XI <19>27. Дочь поэта А. Бэнишу-Луцкая пишет по поводу этого стихотворения: «Поэт и инженер «сотрудничали» в нем, и он часто употреблял метафоры, связанные с его электротехническими знаниями, как, например, сравнение души с электрической лампой» (Ада Бэнишу-Луцкая «Служение и Одиночество (Поэт Семен Луцкий)», ЕвКЗ IV, стр. 266).
64
Песня о луне. Впервые: СППК, II, стр. 24. В СэБЛ датировано 11/II <19>28. См. выше, в обзоре рецензий на С, реакцию на это стихотворение Г. Адамовича; в тон ему поэт и критик С. И. Шовгенов (С. Нальянч), приведя строфу из Песни о луне — «Я ведь не пьяный. Я ведь не сплю. Я правоту защищаю мою… Правой рукою я по морю бью… Как же в воде ударяю левшу?» — иронически восклицал: «Какие рифмы! Какая четкость выражений!» (С. Нальянч, «Парижские поэты», «За Свободу!», 1930, № 101, стр. 8).