Соль под кожей. Том третий
Шрифт:
Даже если бы я хотела забыть о том, что вот эта двухметровая ходячая фабрика по производству высококачественного тестостерона на самом деле максимально правильный хороший мужик — это невозможно. Об этом будет помнить даже моя последняя активная клетка мозга, если вдруг меня разобьет Альцгеймер. И при всем этом — в нем есть что-то такое… Не знаю, как это описать, потому что визуально «другая» сторона Авдеева вообще никак себя не проявляет, затихарилась, как убийца в подворотне. Но то, что он способен бить больно и даже получать от этого некоторую долю удовольствия —
Не знаю, почему я вдруг об этом думаю.
Хочу, чтобы на этом идеальном образе появилось хотя бы одно темное пятно, чтобы мне было к чему придраться?
— Авдеев, ну тебя можно только похвалить за такое ревностное отношение к тайне личной жизни, но тебе не кажется, что ты избирателен? Я имею ввиду — с какого черта ты решил, что я должна выложить перед тобой кишки на стол, обсуждая, зачем и почему я ношу вот это? — Показываю кольцо, и безупречно красивый камень «рассыпает» вокруг нас хищные сверкающие блики.
Он на секунду поджимает губы, а потом кивает с натянутой улыбкой, как бы намекая, что моя претензия обоснована, услышана и принята.
— Я просто не могу найти причину, по которой и дальше хочу находиться на твоей орбите, — спокойно и бесхитростно, говорит Вадим. — Но в моем возрасте уже как-то не солидно раз за разом нарываться на веник, которым меня гоняют как зеленого пацана. А тем более я не собираюсь докучать женщине, которая с упоением вьет семейное гнездо с другим. Я слишком старый уже, видимо, и нудный, но вот эти тайные встречи по углам меня ни фига не вставляют. Может кому-то нравится ощущение риска, а меня от всего этого тупо тошнит. Моя женщина — значит, моя. Объедки с чужого стола никогда не ел и не собираюсь.
Ненавижу, когда он так делает, потому что это абсолютно обезоруживает. А он делает так с первой минуты нашего знакомства — не тянет кота за хвост, озвучивает свои намерения прямо и без всяких разночтений.
Что я должна сказать? Что он ждет, что я скажу?
— Не припоминаю, чтобы раньше тебя как-то смущал мой законный муж.
— Ты серьезно сейчас? — Вадим иронично хмыкает.
— Ладно, прости, дурацкая была шутка.
Меня гнетет эта пауза.
Потому что с каждой секундой промедления я чувствую себя все более грязной и неправильной за свое желание не решать ничего прямо сейчас. Воображаю себя героиней телешоу, где в меня со всех сторон летят тухлые помидоры от хороших и правильных женщин, которые умеют выбирать на первом свидании.
Потому что я не готова выбирать сейчас.
Потому что пока я была уверена, что Авдеев с Мариной, образ их счастливой (пусть и странной) семьи служил отличным щитом, чтобы обороняться от его мужской, правильной, блин, прямоты. А сейчас у меня нет ничего.
Потому что Шутов…
Я с опозданием замечаю, что кручу кольцо на пальце, одновременно снова и снова, и снова «прокручивая» их с Рудницкой совместные фото.
Может быть, если бы существовал хотя бы один шанс, что этот придурок
— У меня в доме нет веника, Авдеев. И швабры. И пылесоса, кажется, тоже. А еще я плохая хозяйка, так что в ближайшее время точно не собираюсь обзаводиться этим очень важным предметом интерьера.
Он едва заметно дергает уголком рта. Я даже разобрать не успеваю — была это улыбка или нервный тик в ответ на мою очередную трусливую попытку уйти от ответа.
— Тебе надо поесть, — Вадим тычет вилкой в мой нетронутый кусок мяса. — Стася с няней и они вроде ладят, но мне нужно быть дома часам к десяти, чтобы уложить ее в постель и прочитать сказку. Можем посмотреть какое-то кино. Если не против. Или хочешь погулять?
Я беззвучно с облегчением выдыхаю, и как будто нас могут послушать мои тараканы, одними губами говорю: «Спасибо». А вслух говорю, что фильм в его компании меня вполне устроит.
Мы молча, как два спартанца, разделываемся с едой, прерываясь только на обсуждение фильма. Вадим посмеивается и качает головой, когда вместо выбранной им спортивной драмы, я предлагаю кровавый космический ужастик. Потом помогает убрать со стола, загружает посуду в посудомоечную машину, пока я готовлю чай и набрасываю в заварник свои любимые фрукты — это, пожалуй, единственное, что есть в моем холодильнике на постоянной основе и даже не доживает до состояния почтенной плесени.
В этой квартире идеально все, кроме того факта, что она, как любой лофт в индустриальном стиле, подгонялась под мужчину, поэтому ящики здесь висят на той высоте, когда мне приходится становится на цыпочки, чтобы добраться даже до самой нижней полки. И когда я, собравшись с силами тянусь за красивыми чашками (для себя одной у меня есть самая обычная, типовая, из какой-то подарочной упаковки), Авдеев становится за спиной, мягко отводит мою руку и достает все необходимое. С его ростом он в принципе может даже лапочку вкручивать без табуретки.
Ставит чашки на кухонную тумбу.
Я вздрагиваю, когда чувствую его ладонь у себя на талии. Она такая большая и жесткая, что это ощущается как будто он обнял половину меня.
Вадим не спешит. Терпеливо ждет мою ответную реакцию.
Стоит мне только намекнуть на то, что его руки лишние — и ничего не будет, без единого упрека. И именно это подкупает больше всего — ощущение безопасности. Ну и еще воспоминания о том, что этот мужик реально трахается как боженька. Моему телу хватило одного раза, чтобы оценить. Что будет после второго? Стану зависимой?
Выждав «минуту приличия», Авдеев заводит ладонь мне на живот, притягивает меня к себе, вжимает в свое здоровенное тело, как в большую жесткую грелку. Это так расслабляет, что на секунду хочется поддаться панике и вырваться, потому что я не привыкла терять контроль. Но этот порыв моментально гасится усталостью и нервами всех последних дней.
Какого, собственно, черта?
Мы же не трахаемся. А на мне уже и так клеймо плохой, очень плохой женщины.
И как будто читая мои мысли, Вадим вздыхает и иронично сетует: