Солдаты
Шрифт:
Шахаев насторожился.
– - Это что, Семен, капитуляция?
Сенька покраснел.
– - Что вы, товарищ старший сержант... К тому это я, что плохая
артиллерия у немцев... А нам -- что?.. Коли не будет иного выхода...
– - Не будет иного выхода!.. Сеня!.. Ванин!.. Друг ты наш веселый, тебе
ли, старому разведчику, сталинградцу, говорить такие слова!
– - Шахаев сел
посреди дота, в центре, сложил ноги по-восточному, калачиком, прищурил и без
того узкие
припухлых век; нездоровый румянец выступил на худых его щеках. Он глядел то
на одного, то на другого, и казалось, все светлеет вокруг, даже на губах
Никиты скользнуло подобие улыбки. Вместе с тем бойцы чувствовали, что
парторг тревожился, словно хотел сказать что-то и не находил нужных, сильных
слов. Первым это заметил Аким; он перестал копаться в поврежденной рации,
внимательно глянул на старшего сержанта. Откинул назад непокорную
светло-русую прядь Ванин, заиграл живыми смелыми глазами, будто желая
сказать: "Посмотри-ка на нас, товарищ парторг! Мы вовсе не унываем!.. Мы еще
и веселиться можем! Чего там!"
Шахаев, поняв состояние солдат, предложил:
– - Давайте, товарищи, споем...
– - Петь нада... Всем нада!..-- горячо и обрадованно подхватил Каримов.
Немцы то ли сделали перерыв на обед, то ли еще по какой причине, но
только прекратили обстрел.
– - Давай затягивай, Семен,-- попросил Аким.
Однако Ванин, помрачнев, проговорил:
– - А песня не получится. Нет запевалы. Кузьмича нет...
Шахаев посмотрел на него долго и пристально и сразу понял, что не в
песне дело: просто солдат вспомнил, что где-то совсем недалеко отсюда есть
старый добрый Кузьмич, Пинчук, Наташа, Забаров, все разведчики, все наше, и
там жизнь. А тут...
Начался третий день "обороны Шахаева". И парторгу показалось, что
дальше держаться невозможно, что нельзя еще хотя бы на несколько часов
оттянуть то, что должно было произойти. Показалось это и по взглядам солдат
и еще больше по словам Сеньки: "А песня не получится". Что ж, вот как будто
сделано все, что должно и возможно было сделать; все физические и духовные
силы иссякли; можно, пожалуй, и кончать. Кто обвинит их в этом?
– - Зажигай!..-- хрипло приказал саперу Шахаев, видя, что солдаты знают,
что он хочет отдать этот последний приказ, и давно ожидают его.
Сапер долго не мог зажечь, спички ломались. Солдаты сбились вокруг
парторга, обнялись.
2
В подразделениях все было готово. Еще накануне ночью несколько тяжелых
батарей было выдвинуто
артиллеристам помогли саперы и пехотинцы. Выдвинулась далеко вперед и
батарея Гунько. Бывший наводчик, а два дня назад получивший звание старшины
Печкин являлся чуть ли не главным помощником командира батареи. Он бегал
возле орудий, покрикивал на сержантов и солдат, торопил их. Подвизался в
качестве бывалого артиллериста и Громовой. Он успел обрести осанку завзятого
пушкаря -- солидная медлительность, полное презрение к не умолкавшей ни на
минуту пальбе, неторопливая походка вразвалку, вполне соответствующая и роду
войск и чину паренька: он принял от Печкина расчет, и не какой-нибудь, а
первый, по орудию которого, как известно, производится пристрелка репера и
строится параллельный веер. Фамилия у него была звучная и как-то мало
подходила к его щупленькой фигурке, а еще меньше -- к тонкому голоску. Ванин
серьезно советовал ему изменить фамилию и прозываться
Колесницыным-Пророковым, что, по мнению разведчика, звучало бы еще
внушительнее. Но Громовой никогда не верил ни в Илью-пророка, ни в его
огненную колесницу, а потому от предложения Ванина отказался.
Сейчас Громовой, выверяя прицельные приспособления, спрашивал нового
наводчика Ваню, парня молчаливого и на вид угрюмого:
– - Дострельнем до Бухареста, Ваня, а?
– - Поднатужимся ежели...-- неохотно отвечал тот, недовольный, видимо,
тем, что Громовой не доверял его умению, сам проверял прицел.
– - Ежели поднатужимся, то и до Берлина...
– - Коли танки подсобят,-- проворчал Ваня.
– - Танков хватит. На днях мы со старшиной ездили в лес, за Гарманешти,
в артмастерскую, так в этом самом лесу их видимо-невидимо...
– - Кого?
– - Танков, темнота! Кого, кого!..
– - Так бы и сказал.
– - Так и говорю. Стоят в лесу, загорают, все новенькие, с иголочки.
Танкисты на меня даже с завистью поглядели. "С передовой?" -- спрашивают. "С
передовой,-- отвечаю.-- Откуда же мне быть!" -- "А мы,-- говорят,-- вот
скучаем тут, держат нас на привязи".-- "Успеете,-- говорю,-- навоюетесь!"
Понял, еловая твоя голова, об чем речь? Целые скучающие бригады стоят за
нашeй спиной. Стало быть, резервы у нас богатые. Вот завтра как шандарахнут!
Видал, кто вчера на нашем энпе был? То-то оно и есть. Командующий фронтом
тут появлялся! A ты...
Громовой не договорил. Его отвлек батарейный связист, выкрикивавший в
трубку:
– - "Клен", "клен"!.. Я -- "акация". Проверка.