Солдаты
Шрифт:
этих словах Ванина есть какая-то доля правды. В самом деле, уж не слишком ли
он, Аким, мудрствует в своей жизни? Не лучше ли жить так, как живет
Сенька,-- просто и естественно.
– - Ну, ладно, не сердись,-- сказал он Сеньке.
– - Наверно, начнется скоро?
– - вдруг ни с того ни с сего спросил Ванин.
– - Почему?
– - Зачем полковник-то приходил?
– - Нет. Он приходил по другой причине.
– - Может быть,-- согласился Ванин.--
– - Сенька
откусил и поморщился.
– - Кислющие до невозможности. Пойду Лачугу угощать.
Специально для него нарвал. Слопает. Да еще и табачку даст взамен, в
благодарность. Иначе у него не выпросишь. Хоть на колени становись. Не курит
сам -- и не дает. Вот какой человек! Почище Ваньки Дрыня. А за яблоки он
даст. Это уж точно...-- И, подбодренный своей идеей, Сенька заспешил к
ротной кухне.
Вернувшись в блиндаж, Аким сел за дневник. В этот день он записал в
него всего лишь два загадочных для Сеньки слова: "Следует подумать".
10
Ночью дивизия генерала Сизова, вышедшая на свои прежние позиции,
форсировала Донец южнее Белгорода. Бойцы не продвинулись и трехсот метров,
как были вынуждены остановиться, потом залечь в прибрежных тальниках,
обглоданных снарядами и минами, примятых стальными лапами танков. Немцы
опять сидели на меловой горе, откуда они 5 июля предприняли свое
наступление. Им было все видно как на ладони. Однако и поделать они ничего
не могли. Советские солдаты с редкостным упорством отстаивали небольшой
плацдарм, который сами же окрестили надолго запомнившимся им словом
"пятачок". На другой, на третий и на седьмой день ходили гитлеровцы в
контратаку, но отбросить за реку советских бойцов им так и не удалось.
Потери с обеих сторон были немалые. Медсанбат и санитарные пункты
переполнились ранеными. Трудно было с боеприпасами. Снаряды, мины и патроны
получали только ночью, и то в недостаточных количествах: что могли натаскать
на себе и переправить на лодках -- другой переправы еще не было --
солдаты-подносчики? А еще хуже обстояло дело с питанием. Горячую пищу
удавалось доставлять только ночью. За ней ходили с термосами наиболее
храбрые и выносливые солдаты. Но и им не всегда удавалось благополучно
совершать свои опасные рейсы. Многие тонули в реке с термосами и
противогазными сумками, набитыми хлебом. Да и те, что все-таки добирались к
ротам, часто снимали со своих плеч пустые термосы: суп вытекал в пробитые
пулями
лица их заросли щетиной, губы потрескались, в глазах -- горячечный блеск.
В особенно тяжкую и горькую минуту -- предел бывает и солдатскому
терпению -- сорвется у кого-нибудь непрошеное:
– - До каких же пор на этом проклятом "пятачке"?!
Солдат, сидящий в своем окопе и видящий перед собой лишь маленький
клочок земли, откуда в него все время стреляют, естественно, не может
проникнуть своим, пусть даже очень цепким, умом в существо оперативных
замыслов командования. Семь суток подряд вели солдаты кровопролитный бой, а
он, как им казалось, не давал никаких результатов -- только погибали
товарищи, с которыми так много пройдено и пережито. Немцы же по-прежнему
сидели на меловой горе и стреляли оттуда из пулеметов и минометов.
– - Что же это такое делается?..
– - А ты не хнычь!
– - Сам ты хнычешь!.. Говорю просто! Должен конец этому быть.
– - Без тебя думают об этом...
– - А я и ничего. Что ты пристал ко мне? Вон, смотри, кажись, опять
идут!..
Командир дивизии ни днем, ни ночью не покидал своего наблюдательного
пункта, который был теперь сооружен почти у самого берега реки. Чутко
прислушивался к охрипшим телефонам. Из соседнего перекрытого окопа,
соединенного с генеральским блиндажом ходом сообщения, долетали слова:
– - Что, залегли?.. Хорошо!.. Понял хорошо, говорю!.. Сколько?.. Новых
"карандашей" не будет сегодня... Передайте приказ "хозяина"...
– - На "пятачке", на "пятачке"! "Хозяин" требует обстановку.
На НП пришел полковник Демин. Этой ночью он возвратился с "пятачка",
где ему удалось собрать на несколько минут парторгов полков и батальонов и
провести с ними короткое совещание. Начподив еще не успел привести себя в
порядок. Он был весь черный не то от пыли, не то от пороховой гари.
– - Иван Семенович...
Но генерал не дал ему досказать.
– - Большие потери? Вижу и знаю!
– - Сизов оторвался от стереотрубы.--
Знаю, Федор Николаевич! -- твердо повторил он, на его левой щеке чуть
приметно вздрогнул мускул.-- Если б можно было сказать солдатам, зачем я их
туда послал... К сожалению, пока этого говорить нельзя. Операция рассчитана
на внезапность, подготавливается втайне. Вы думаете, Федор Николаевич, я не
знаю, что многие вот в эту самую минуту ругают меня: "Что ему, генералу,