Солдаты
Шрифт:
взором обнимая и лаская степь. Глаза его, мудрые Пинчуковы очи, что-то
беспокойно искали. Петр вдруг остановился как вкопанный. Перед ним, заросший
диким бурьяном, возвышался полусгнивший землемерный столбик. Отсюда
начиналась вспоенная его потом, исхоженная и измеренная вдоль и поперек,
родимая, навеки благословенная земля его деревни. Он думал о ней, ворочаясь
в сыром окопе, она снилась ему, ею полнилось широкое Пинчуково сердце. Она
была
за Харьковом.
Пинчук стоял, всматриваясь в даль. Неоглядным волнующим морем дрожала
перед его отуманенным, заслезившимся взором ширь полей, и невыразимая боль
пронзила его грудь: поля были мертвы, заросли злым, колючим осотом, хрустким
и вредным молочаем...
Петр шумно вздохнул и пошел дальше. Наконец он увидел родное селение.
Оно было сожжено, как сожжены все села на Полтавщине. Но школа, выстроенная
Пинчуком, уцелела. Это удивило его и обрадовало. Уже потом он выяснил, что
немцы просто не успели ее подпалить. Семьи Пинчука дома не оказалось. От
соседей он узнал, что жена и дочка его живы. Находятся у родственников в
дальней и глухой деревеньке, которая теперь, наверное, тоже уже освобождена.
Петр побродил возле трубы, что осталась от его хаты, и собирался ужe было
уходить, когда к нему со всех сторон потянулись редкие односельчане.
– - Та цэ ж наш голова колгоспу!
– - подхромал к Пинчуку, выставив вперед
аспидно-черную бороду, Ефим Даниленко -- бывший завхоз.
– - Какими судьбами?
– - По дорози забиг. Наступаемо... А ты що, Юхим, хвашистам служил? --
напрямик спросил Пинчук.
Лицо Ефима стало таким же черным, как его борода.
– - Нет, Петро, не найти в нашем селе таких, которые с фашистами дружбу
вели. Был один староста, да и тот недолго голову носил, -- сказала Мария
Кравченко, Пинчукова соседка, из третьей бригады. Петр вспомнил, что дважды
премировал ее поросенком.
– - Добрэ, колы так. Ну, Юхим, принимайся, чоловиче, за дило! В армию
тебя не визьмуть -- хромый та и старый вже. Так от и руководствуй тут. Пока
мэнэ нэмае, ты будешь головою. Та щоб колгосп наш на хорошему счету був!..
Приеду, подывлюсь!..
Откровенно говоря, Пинчуку не хотелось ставить Ефима во главе артели:
недолюбливал его Петр, еще до войны хотел заменить Ефима другим, более
расторопным и смекалистым завхозом, да не успел. Ленив был малость да
несообразителен Ефим Даниленко. А что еще хуже -- на водчонку падок. Но
сейчас у Петра Тарасовича не было выбора, и он остановился на Ефиме. "Будет
плохо
давать задания колхозникам:
– - Першым долгом инвентарь соберите. Як що кони у кого е та коровы,
зябь начинайте подымать. Помогайте друг другу хаты строить. Конюшни
колгоспни до зимы восстановить трэба... И от що, Юхим, я тоби кажу: не
справишься ты со всем, як що не построишь саманный завод в нашому колгоспи.
Так що завод -- основнэ зараз... Памъятай про цэ.
До полудня ходили они с Ефимом по селу да все планировали. Заглянули в
школу.
– - Директор, Иван Петрович, живый?
– - спросил Пинчук, поднимаясь по
ступенькам.
– - Живой был... Весною до Ковпака пишов.
– - В район почаще навидуйся. Учительок просы. Хлопцям учитыся трэба.
– - Добрэ.
Привычным и родным повеяло на Пинчука в школе.
Вот в этом зале когда-то проходили торжественные собрания, здесь он был
частым гостем, сидел непременно за столом президиума на всех выпускных
вечерах, тут сам вручал ребятам подарки от колхоза.
Вошли в один класс. Над дверью сохранился номер "7". Петр огляделся. В
классе, на полу, увидел фотографию выпускников. Веселые, смеющиеся лица
девчат и хлопцев. Среди них, в центре, Иван Петрович, вокруг него молодые
учительницы и учителя -- всех их хорошо знал Пинчук. На углу фотографии
отпечатался след кованого сапога. Он пришелся как раз на круглое личико
девочки, исказил его, вмял косички. И почему-то это было больнее всего
видеть Петру. Он поднял фотографию, тщательно ее обтер и бережно уложил в
карман. Затем с яростью принялся выбрасывать на улицу через разбитое окно
немецкие противогазы, сваленные в углу, и старое темно-зеленое
обмундирование. Затем перешел в другой класс и там сделал то же самое. Так
он очистил всю школу. Потом вышел на улицу, зачерпнул в школьном колодце
бадью воды и умылся. Ефим пригласил Пинчука зайти к нему в дом, которым
теперь служил полуобвалившийся погреб, перекусить и отдохнуть. Но Пинчук
отказался. Наскоро написал письмо жене и передал завхозу:
– - Нехай не туже. Вернусь в целости.
Потом долго думал, что еще наказать завхозу. Вспомнил:
– - В Марьевку сходи. Посоветуйся з головою. Може, пидмогнэтэ друг
другу. У него, мабуть, кони е. Вин чоловик хитрый. Спрятав, може, от
нимца!.. Сходи в райком. Хай коммунистив дадут. Чоловика два хотя б, щоб
помогли тоби...