Солнце больше солнца
Шрифт:
– Сдай оружие и отсюда не выходи! Если по нужде - с тобой пойдут, - объявил начальник Маркелу.
Рябов решил завтра отправить Неделяева в Бузулук и размышлял над сопроводительной бумагой. Маркел, расставшись с винтовкой и наганом, сел на стул, уперев локти в колени, прижав подбородок к ладоням, он со сладострастным ожесточением вновь и вновь представлял, как стреляет в исчезающую в снежном кипении фигуру.
Часа два спустя вошедший в зал красноармеец доложил начальнику: местный старик хочет что-то сказать.
– Приведите!
– велел Рябов.
Старик мелкими шажками, с опаской, подошёл к нему, сказал:
– Ко мне во
Рябов приказал Сёмину пойти с тремя красноармейцами во двор к старику и, бросив взгляд на Неделяева, добавил:
– И ты с ними!
Старик жил на уходящей в поле улице, по которой Неделяев пробегал, преследуя Обреева. Посланные увидели у хлева лежащего ничком, с него стряхнули снег, удостоверились, что перед ними мёртвый Обреев, обнаружили под застывшей поверх пиджака кровью пулевую рану ниже правой лопатки. Он, теряя кровь, замёрз.
41
Неделяев уехал в Савруху, остро уязвлённый тем, что Рябов, осмотрев принесённый к сараю, к месту расстрела, труп Обреева, велел вернуть ему, Маркелу, оружие, но ни слова не сказал, не попрощался. "Бумаги не пожалеет, опишет начальству так, будто это он со своими выследил и накрыл банду Шуряя, а не я поднёс ему подарок на ладони", - негодовал Маркел, обмозговывая, как защитить правду в послании своему начальству.
В Саврухе его ждала определённая ему сельсоветом "квартира" в избе вдовы Гороховой. Изба, рубленная из толстых кондовых брёвен, представляла собой одну большую, с четырьмя окнами, комнату, которую широкий проём без двери соединял с кухней, куда входили из сеней. В комнате со стенами, обшитыми гладкими сосновыми досками, стояли стол с табуретками вокруг, широкая деревянная кровать, комод с зеркалом над ним. Хозяйка Анна Потаповна спала в кухне, где теплее; топила она скупо, берегла дрова: дочь с зятем подвезли их однажды, а подвезут ли в другой раз - поди знай. Живут они в дальнем конце села, зять не из здоровых, трое голодных детей, во всём нехватка.
Маркел затребовал у сельсовета дрова и истопил печь так, что в комнате, вспотев, разделся до рубахи. Простуженная Потаповна отогревалась в кухне и оттуда, надсадно кашляя, благодарила Неделяева; ступить к нему в комнату она не смела.
Кажется, давно ли жила Потаповна с мужем и сыном небогато, но сытно. Весной 1918 года, когда Савруха знакомилась с красными, муж Изот Иванович высказался: "Коль скоро у тебя над всей страной кнут, можно вусмерть загонять коней, сколько тебе надо. Но кабы кнутом себе глаз не выхлестнуть". Эти слова передали Москанину, он навестил Горохова, вывел во двор и вогнал пулю ему в затылок.
Когда после восстания чехословаков Дутов вступил в Оренбург, Горохов-младший, обстоятельный парень, повоевавший на Кавказском фронте, ушёл в армию атамана и не вернулся. Опять пришли красные, забрали у Потаповны всё до последней курицы. Вдова кое-как перебивалась тем, что могла принести дочь.
Маркел, тщательно поискав, не обнаружил у хозяйки никаких припасов, кроме нескольких заплесневелых, с червячками, сухарей. Она от истощения еле ходила, он поглядел, поглядел и уделил ей долю хлеба от своего пайка. Потаповна налила в миску кипятка, трясущимися руками накрошила в него хлеб, ложкой долго растирала крошки, размешивала, потом, подув на жижу, торопливо съела её, вылила в рот остатки до капли и выскоблила
В комнате уселся с карандашом и бумагой за стол, поставив на него керосиновую лампу-десятилинейку: писал, морща лоб, допоздна. С рассветом встав, побрился, сел на свою саврасую крепенькую лошадку с длинной гривой и повёз начальству, которое располагалось в селе Сорочинском, многословное донесение о достижениях милиционера в первые же дни работы.
Сорочинское, впритык к которому пролегла железная дорога от Самары до Ташкента, богатело, пока не воцарились коммунисты, торговлей хлебом, скотом, рыбой, хлопковой, шёлковой материей, изделиями из серебра, золота, фарфоровой посудой и - не перечислить - ещё чем. Здесь бурлили, пестрея нарядами торговцев и покупателей, по три ярмарки в год, на которые привозили товары купцы из Ташкента, Бухары, Коканда, даже из Афганистана.
В Сорочинском разместилось отделение Среднеазиатского коммерческого банка, иностранная фирма устроила своё представительство, продавая косилки и иные потребные для сельского хозяйства машины, купец Коршунов построил в селе кожевенный завод и мясоконсервную фабрику. Уважающая себя публика, даром что сельская, посещала кинематографы "Модерн" и "Триумф", усаживалась за столики ресторанов "Астория", "Русь", "Ялта", проводила время в построенном купцами братьями Афанасьевыми Доме быта, где были библиотека, залы для танцев, игр в карты и в бильярд.
Советская власть свела ту жизнь к воспоминаниям. Когда серым декабрьским днём 1920 года Маркел Неделяев въезжал в Сорочинское, кирпичные здания лавок, обступившие Базарную площадь, чернели дверными проёмами - двери сгорели в печках спасавшихся от стужи жителей. На торговле лежал запрет. В бывшем Доме быта квартировала красноармейская рота. Кинематографы были обращены в общежития для бессемейных коммунистов, семейные проживали в купеческих домах. На занесённых снегом площади и улицах там и сям бросались в глаза нечистоты, будто напрочь было забыто о нужниках. По протоптанным в снегу тропам проходили фигуры в шинелях и озабоченно частил шаги оборванный люд, с завистью глядя на ворон, которые ухитрялись находить себе пропитание и даже голосисто каркать.
Неделяев привязал лошадь к столбу перед бывшей гостиницей (так называемыми "номерами") Михалева, где обосновалась Рабоче-Крестьянская милиция. Часовой в валенках притопывал на крыльце, уперев в него приклад пехотной трёхлинейки, которую держал одной рукой, кончик штыка приходился вровень с виском часового. Маркел показал ему свой документ, и часовой молча подался на шаг в сторону от входа.
Полагая, что начальство должно сидеть наверху, Неделяев направился к лестнице, которая вела на второй этаж, по ней спускалась девушка в гимнастёрке, обтянувшей груди, губы девушки были накрашены. Маркел обратился к ней в своей обычной сумрачно-важной манере:
– Товарищ, мне надо к Рыбьянову, - назвал он фамилию начальника.
Девушка, проскальзывая мимо, бросила:
– По коридору направо до конца!
Он шёл коридором по паркету, в который въелась грязь, мимо закрытых и приоткрытых дверей - за теми перекатывался говор, настукивала пишущая машинка, наружу истекало тепло от топившихся печек. Из двери в конце коридора вышел некто в расстёгнутой шинели, во рту - не зажжённая папироса, рука поигрывает коробком спичек. Заступив Неделяеву дорогу, человек чиркнул спичкой, закурил, выдохнул дым и вопрос: