Солнце больше солнца
Шрифт:
А тот, вскочив, открыл дверь смежной комнаты, впустил мяукавших за нею двух котов и кошечку. Вернувшийся за стол, слегка объедал шейки куропаток, наклонялся со стула - Батыр, Пельван и Лапка выхватывали угощение из его руки.
Маркел, искоса посматривая, нося ложку от тарелки ко рту, спросил:
– А могли бы ваши кошки ловить сусликов?
– Ещё как! Если бы им пришлось ходить в поле на охоту, - с весёлой уверенностью заявил хозяин.
Гостя в наслаждении едой тянуло поговорить о великих силах, но не приходило на ум, чего он ещё не сказал
Суп был съеден, и Авдотья поставила на стол глиняный горшок, отделила приклеенную тестом крышку - из-под неё взлетел парок. В горшке оказалась тушка зайца кусками, тушённая в сметане с поджаренным луком, перцем, кореньями. Хозяин привстал и сам наполнил глубокую тарелку гостя лучшими кусками. Тот, в первую очередь, обмакнул ломтик хлеба в соус, положил в рот и чуть не зажмурился в усладе. Принялся за мясо, его челюсти сосредоточенно трудились, когда, взглянув на воспитанного по-городскому Борисова, он вспомнил эсеров и начал:
– Когда меня в Красную армию ещё не взяли по малолетству, в доме, где я жил, эсеры встали на постой. Тоже образованные люди, хоть и враги. Я их спросил, какие у них идеи для будущего России, если взять науку. А они мне про медицину, элеваторы, паровые мельницы.
– Неделяев покачал головой и, держа пальцами у рта косточку с аппетитным кусочком мяса, произнёс осуждающе-презрительно: - А об оружии могущества ничего не сказали.
– Ничего?
– вежливо вставил Борисов.
– Россия, дескать, и так будет могучая, - Маркел усмехнулся над теми, чьи слова передал.
– Будет мировой кладовой продовольствия.
– Он обглодал косточку, произнёс сурово: - А чем достигнуть всемирной победы?
Хозяин выразил кивком согласие с чувствами гостя, проговорил:
– Буквы "эс" и "эр" - эсеры.
– Рассмеялся и вывел: - Сраные революционеры!
Неделяев одарил его восхищённым взглядом - человек, столь непростой по разговору и обхождению, отпустил словцо "сраные", и какое ловкое вышло обличение! Куда как ближе стал он Маркелу.
Доедая зайчатину, Маркел рассказал:
– Ихнему капитану хотели пожарить почки от овечки, только что зарезанной. А денщик говорит: капитан, мол, этим не увлекается, он любит пирожки с морковью.
– Пирожки с морковью - это капитан-то!
– воскликнул лесничий с язвительным хохотком в тон гостю.
– Сраный революционер!
– добил эсера Маркел, улыбаясь Борисову.
Авдотья подала сыр, и хозяин с лаской в глазах обратился к гостю:
– Интересно, как вам сыр придётся? Она готовит его из творога.
Неделяев посерьёзнел лицом, отправил в рот немаленький кусок, произнёс как бы с несомненным знанием дела:
– Хороший сыр!
Подошла очередь чая, пончиков с начинкой, до того лакомой, что у гостя вырвался вопрос:
–
– О, не варенье - это черника в своём соку! Заготавливается без сахара - так полезнее. Авдотья о пользе всё знает!
– проговорил с горделивой ноткой лесничий.
После трапезы, оконченной при керосиновой лампе, Неделяев посетил тёплый, под одной крышей с домом, нужник, вышел на крыльцо, взглянул на близкий ясный кажущийся живым шар луны над темнеющей стеной леса. От дома к ней и в сторону вдаль расстилалось снежное пространство.
Неделяев вернулся в комнату, сказал лесничему:
– Ночь будет лунная - хорошо бы мне домой косулю отвезти. Днём не годится - село голоднющее.
Борисов поглядел понимающе, надел шубу, пошёл посмотреть, как дела у помощника. Вскоре резвая лошадка понесла Маркела по лесной дороге, следом рысил конь, запряжённый в дровни, в них сидел, сутулясь, пожилой бородатый мужик; за его спиной скрывалась под рогожей освежёванная косуля.
45
Неделяев у себя во дворе и помощник лесничего, сутулый, сильный, с густой тёмной бородой, седой на щеках, перенесли тушу косули из саней в сарай. Проводив мужика в обратный путь, заложив ворота тяжёлой перекладиной, милиционер в избе, которую Потаповна, по его наказу, протопила от души, лёг на кровать и самозабвенно задул в обе свистелки.
Утром пошёл в сельсовет - показать, что я-де при своём деле. Председатель Авдей Степанович Пастухов в куртке из невыделанной овчины сидел в родной Маркелу кухне за столом из вековой сосны, держал перед собой раскрытую тетрадку. Маркел степенно сказал ему "здрасти". Авдей Степанович ответил:
– Здравствуй, товарищ! Как живы-здоровы?
"Ишь, и на ты и на вы меня", - уцепил милиционер, произнёс:
– Будет разговор об обстановке!
– Взял табурет, сел за стол напротив председателя.
– Продразвёрстку мы сдали, а с нас снова требуют. Обстановка трудная. С воскресенья до вчерашнего дня - это значит, за три дня - померло от голода одиннадцать, из них семь детей, - сказал Пастухов тоном спокойного рассудительного человека.
– Так уж все и от голода? Маленькие дети без него мрут почём зря, - заметил с авторитетным видом Маркел.
– Мы меньше трёх лет не считаем. Эти, что померли-то, были и много постарше, не смогли варёной корой прожить, - Авдей Степанович взял лежавший рядом с тетрадкой огрызок карандаша, подержал, положил на место.
– Другие-то могут, - бросил вскользь Неделяев.
Пастухов согласно кивнул.
– Если о взрослых говорить, то что же. Сдирают кору и с берёз, и с сосен, и с клёнов, и с тополей, твёрдость сверху обскоблят, остальное варят, варят и эту кашу едят.
– Подлёдный лов - тоже подспорье, - тоном благого пожелания высказался милиционер.
– Ловят - у кого снасть есть, её теперь не достать. Кто рыбку домой принёс, тому хорошо, но не всем везёт. Другое делают...
– Авдей Степанович опечаленно умолк.