Солнце над Бабатагом
Шрифт:
Аксакал Хусейн-заде был высокий мужчина лет сорока, славившийся как лучший копкарист в Присурханье. Он сказал, что по имеющимся у него сведениям, Ибрагим-бек с тремястами всадников при одном пулемете третьего дня находился в урочище Чагам.
Маймун подтвердил эти сведения, хотя хорошо знал что Ибрагим-бек еще вчера перешел из урочища Чагам к колодцу Башчервак, находившемуся всего лишь в двадцати пяти верстах отсюда.
Хусейн-заде рассказал также, что басмачами был захвачен в плен какой-то отставший от отряда красноармеец. Басмачи устроили
Получив эти сведения, Лихарев направил двух надежных дехкан с приказом обоим отрядам спешно двигаться к указанному им сборному месту и объявил, что выступает не медля.
Это было неожиданностью для Маймуна, выславшего своего человека предупредить Ибрагим-бека о задержке Лихарева.
Ссылаясь на недавно происшедшее землетрясение, он стал уверять, что большинство горных дорог в Бабатаге разрушено и движение ночью будет крайне опасно. Но Лихарев был непреклонен. Да, собственно, другого выхода и не было. Ожидая рассвета на месте, он рисковал опоздать к сборному пункту. Тогда Маймун заявил, что сам поедет с головным дозором и постарается обезопасить движение.
Мухтар тоже выразил желание находиться впереди, но Лихарев хотел поговорить с юношей и оставил его при себе…
Маленький отряд двигался знакомой тропой. Луна давно уплыла за горы. Вокруг лежал почти непроницаемый мрак, но лошади, чувствуя дорогу, шли бодрым шагом.
— Ну вот, Мухтар, — начал Лихарев. — Скоро кончим с басмачами. Что дальше думаешь делать?
— Учиться, — коротко, как всегда, отвечал юноша. — Народ неграмотен. Нужны ученые люди.
Ответ понравился Лихареву. Он уже давно думал об этом, заметив способности своего любимца.
— Хорошо, — сказал он, — Вернемся из операции, и поедешь в Ташкент вместе с Лолой.
Лихарев не заметил, как при этих словах вспыхнуло лицо юноши. Подождав немного и не получив ответа, он спросил:
— Ну как, хочешь ехать?
— Да, — ответил Мухтар.
В черном небе сверкнуло. Повеяло свежестью. Лихарев зябко поежился. Он хотел было распорядиться отвьючить шинели, но раздумал: близилось утро, и каждая минута была дорога. Отряд входил в предгорья. По обе стороны дороги на сером уже фоне неба зачернели гребни возвышенностей.
«Дикие места, — думал Лихарев, — но этому скоро конец, на Вахше электростанцию построим, осветим всю Бухару… Останусь здесь навсегда, никуда не поеду… Будем с Лолой. Что она сейчас делает? Спит…»
…Нет, Лола не спала. Она стояла у открытого окна, смотрела на дорогу и, сжав руки, думала о нем. Ее мучило недоброе предчувствие. «Нет, нет, что бы он ни говорил, а в следующий раз я поеду с отрядом, — думала девушка. — Оденусь мальчиком и поеду… А где он сейчас? Что с ним?» И ей живо представилось, как в горах, покачиваясь в седлах, едут всадники, а впереди всех он… Потом чьи-то злобные глаза заслонили эту картину, и Лола отошла от окна. Ей стало страшно…
А отряд уже начал подъем к перевалу Хазрет-Бобо, Брезжил рассвет.
С
В головном дозоре ехали два бойца. Один — Сычев из станицы Беломечетинской, хорошо певший старинные запорожские песни. Другой — Рябов, старослужащий, любивший опекать молодежь. Он дослуживал последние дни. Третий всадник — Маймун — ехал несколько позади красноармейцев.
«Проклятые собаки, — думал Маймун, — сейчас всем вам будет конец». Он был уверен, что его посланный уже успел доскакать и Ибрагим-бек сделал засаду.
Но Маймун вдруг понял, что ошибался. Видимо, посланный сбился с дороги.
Едва дозор поднялся к вершине возвышенности, как все трое увидели внизу, в котловине, крепко спавшую банду. Тут же стояли на приколах лошади. В стороне дымился врытый в землю котел. Подле него, раскинув руки, спал повар.
У Лихарева было два пулемета. Из них он мог скосить басмачей. Это понял Маймун. Быстрым движением он снял из-за плеча карабин и выстрелил в спину Сычева. Рябов, повернув лошадь, бросился на Маймуна, но не успел вскинуть винтовку, как второй выстрел вышиб и его из седла. Стреляя в воздух, бандит поскакал в котловину. Там уже все находилось в движении. Басмачи вскакивали и садились на лошадей. Их было более трехсот человек.
Еще при первом выстреле Лихарев с Алешей и Мухтаром помчались вперед.
При свете всходившего солнца Лихарев сразу понял всю опасность положения. Будь у него одни старые бойцы, он, возможно, рискнул бы пойти на прорыв, но во взводе была почти половина молодых, из недавно прибывшего пополнения, и он решил перейти к обороне.
Окинув взглядом местность, он приказал Кондратенко отойти вправо, где расположение сопок давало возможность организовать круговую оборону. Там можно было и лошадей укрыть от огня.
Тем временем басмачи все теснее окружали отряд.
С обеих сторон началась перестрелка.
Кондратенко уже распределил взвод и выставил пулеметы на флангах, когда ему передали, что его вызывает комбриг.
Лихарев находился на левом фланге. Он стоял во весь рост на возвышенности с плетью в руке.
Он не ложился умышленно. Надо было показать молодым бойцам, что опасность не так велика.
Мухтар и Алеша просили его сойти в отрытый ими окопчик, но он только отрицательно покачивал головой.
Таким невозмутимо спокойным и запомнился он Кондратенко, который подошел к нему, доложив о прибытии.
— Обратите внимание на этот овраг, — Лихарев показал на идущую позади них широкую щель. — Дальше овраг переходит в лощину. Видите? Это опасное направление. Басмачи будут атаковать нас только отсюда. Вот что мы сделаем: перенесите сюда и второй пулемет.
— Товарищ комбриг, смотрите! Они уже группируй ются! — сказал Кондратенко.
Действительно в глубине оврага накапливались всадники в пестрой одежде.