Солнце встает над селом Дзауга
Шрифт:
– Да ты – просто мразь, Тимур, - неожиданно подытожил Алан, и все как-то мигом притихли. Эта фраза, в принципе, могла бы прокатить за шутку, но он извергнул ее так, что это прозвучало, как звонкая пощечина. По лицу Тимура, всегда невозмутимому, пробежала тень, и все поняли, что это лишь далекий отголосок острой сердечной судороги.
– А ты, Алан? – тихо спросил он.
– Я? И я тоже! Только ты – честное говно, благородное… А я – гниль до мозга костей! Протухшая, прогнившая куча! И ничего хорошего от меня не ждите, поняли?!!! – он резко крутанул руль, упорно глядя
– Какая разница, Кокой! Все мы будем жариться в одном и том же адском пекле.
– Я того все, Габарай, - одобрил Гиб.
Непринужденная тупая болтовня снова завязалась. Алан чувствовал, как сердце шумело у него в висках, словно помехи в опустевшем эфире, и от этого в голове сделалось мутно. Он поднял глаза, и в зеркальце встретился взглядом с Хачиком. Вадик пристально и холодно смотрел прямо на него, смотрел с укором, с осуждением, даже с презрением. Только теперь это казалось запоздалым, бессильным, лишенным значения, как оставшийся позади снесенный и растоптанный дорожный знак.
Алан набрал скорость и круто свернул. Машина, цепляясь за бетонные блоки, проехала, со скрежетом ободрав свое шикарное крыло. Габарай промолчал.
– Эй ты, долбень! Смотри, что делаешь, даун! – заорал сзади Атар и отпустил ему подзатыльник.
«Стой и сражайся. Скажи, что ты чувствуешь, рожденный с сердцем из стали?» - завывал «Manowar» из динамиков. Когда-то Габарай переводил ему эту песню. Раньше они оба любили ее.
Кокой раздраженно ткнул в какие-то кнопки, и музыка стихла. Неслыханное хамство! Алан решил больше не смотреть в зеркальце заднего вида.
Тимур спокойно снова нажал на «PLAY». Алан опустил стекло и, выдрав кассету из магнитофона, вдруг вышвырнул ее в окно.
Тимур оторопел.
– Эй, Кокоев! Ты что, в конец нюх потерял?
– А тебе что-то не нравится? – его глаза неврастенически заблестели – Ну, давай, Аполлон, разберемся! – он с готовностью резко свернул на обочину и с визгом затормозил. – Давай, говно, осади меня. Поставь меня на место! Ну, давай! – он пнул его кулаком в грудь – Что ты тормозишь? Ты же – Акелла! Не будь паршивым лохом в их глазах, - он кивком указал на заднее сидение.
– Черт! Да что с тобой?
– Ничего со мной!
– Ну-ка, посмотри на меня.
– Да отвали!
– Посмотри на меня!
– На! Смотрю!
– Господи… - Тимур поморщился и отвернулся – Торч херов… Ты же обещал мне…
– Ну, и что теперь? Ты с меня спросишь, да? ЧТО???
– То, что у кого-то тормозов нет! У тебя
– Твое какое дело?
Тимур напрягся до кончиков ногтей и медленно, шумно выдохнул.
– Еще раз скажешь так, я тебе ебальник разобью.
– Ну, давай! Чего ты ждешь? Я тебе даже больше скажу – иди ты на хуй, Габарай!!!
– Заткнись, - удивительно спокойно произнес Тимур.
– Да кого ты затыкаешь?!!!
– Не шуми. Чего ты возбух вообще?
– А вот, не нравится мне твоя кассета, понял? И не нравился никогда твой ебучий рок, если на то пошло!
Губы Тимура тронула улыбка. Он укоризненно покачал головой.
– Боже мой, Алан. Да ты меня прям похоронить готов за эту кассету. Откуда такая впечатлительность? – он насмешливо глянул назад – Такой маленький, а такой злой!
– Да помалкивать бы тебе насчет этого! Мне, по крайней мере, есть, за что злиться на жизнь. А тебе какого хрена не хватало? Как сыр в масле катался. Жрал, кайфовал и бардачил все свои поганые девятнадцать лет! Так что завали свой рот, ублюдок!!!
– Фильтруй базар, Кокой, - как-то совершенно беспомощно сказал Тимур.
– Да ни гони! – он гневно толкнул дверь машины – А ну, давай, пошли, поговорим. Я тебя живьем закопаю за все твои подвиги.
В машине повисла невыносимая тишина. Все тревожно и выжидающе смотрели на Тимура. Тот совершенно потух. Происходило нечто невероятное: Габарай, как последний лошок сидел, опустив глаза, и молча выслушивал оскорбления от этого сопляка. Кокой же, разошелся не на шутку – истошно орал и толкался.
– Ну что?!! Что ты сидишь, чмо?!! – его, казалось, вот-вот разорвет от злости – Давай, пошли! Или ты смелый только детей насиловать и девчонок избивать?
– Эй! – не выдержал Вадик – Может, вы все-таки выйдите?
Кокой тут же выпрыгнул из машины под дождь, Габарай нехотя выполз следом за ним. Атар пересел за руль.
– Мы будем через полчаса, - бросил он, и «Понтиак» умчался вперед.
Они вдвоем остались на пустынной загородной дороге. Алан заворожено смотрел вслед удаляющемуся номеру и чувствовал, как холодеют кончики его пальцев.
Сверху грозно пробурчал гром. Тимур поднял молнию на своей куртке до самого подбородка и чуть поежился. Его сощуренные серые глаза пристально смотрели куда-то вдаль. Алан тоже не глядел на него. Оба молчали. Одежда их за считанные секунды стала мокрой – таким сильным был ливень…
И все вдруг переменилось. Как голографическая картинка, на которую смотришь очень долго, а потом чуть меняешь угол зрения, и она внезапно наполняется совершенно другими цветами. Алан ощутил просто неземное спокойствие – Габарай был рядом, и больше никого и ничего. И они вдвоем будто были посвящены в какую-то тайну, знали что-то скрытое от остальных, и это роднило их сильнее, чем любые кровные узы.