Солнце встает над селом Дзауга
Шрифт:
Тимур усмехнулся.
– Вроде того.
– Мамочки, как можно! Ну и стерва!!! Кто она?
– Какая разница? Ты ее не знаешь.
– Как ее зовут?
– Инга. Ее зовут Инга.
Алина скривилась.
– Фу! Ну и имя! Небось, шлюха какая-нибудь, да?
– Да… Что-то типа этого.
–
– Ничего. Суд теперь. Послезавтра надо туда тасануться.
Алина икнула от возмущения.
– Суд??? Как это, суд?! Ты же этого не делал, почему тебя должны судить?
– Там разберутся.
– Но это же несправедливо! – заверещала она и по-командирски топнула ногой – Какой-то шлюхе захотелось подать в суд, и все ее сразу послушали, что ли? Какие у нее доказательства? Ведь, должны же сделать экспертизу, или что-то в этом роде, ты лучше в этом разбираешься. Она же ничего не сможет доказать.
Тимур пожал плечами.
– Ну… кое-что, в принципе, сможет.
– Как это? То есть… Я не… - она непонимающе уставилась на него. Вдруг, ее осенило. – Мамочки… Ты что, спал с ней?
Он усмехнулся и драматично закатил глаза. Когда-нибудь она доконает его подобными вопросами!
– Тимур, о, Господи! – она обрушилась ему на шею – Как же тебя угораздило так вляпаться?
Что-то горячее обожгло его плечи и грудь. По тому, как беззвучно затряслось ее тело в его руках, он понял, что она рыдает.
– Ну, вот еще! – сварливо удивился он – Алинбечер хнычет?
– Тимурик! Мой родной! Как же я за тебя боюсь, черт подери! А вдруг это все плохо кончится! – она вцепилась в его шею, будто боясь выпустить его из своих объятий – Я не смогу жить без тебя! Я ни одного дня не проживу без тебя! Я люблю тебя больше, чем старикана в тысячу раз, и даже больше, чем Маргариту. Больше всех на свете! – она, рыдая, с отчаянием целовала его лицо.
Он закрыл глаза. Сердце его сморщилось, треснуло, расщепилось… Было что-то противоестественное в этом удушливом чувстве, которое жгло его изнутри, разъедая все органы.
– Алька, ну чего ты? Не плачь, ты же путевый пацан, - с шатающейся улыбкой кое-как выковорил он из себя, и голос его провалился. В сотый раз Тимур подумал, какая чепуха весь мир и вся вселенная, что жизнь – сплошное лицемерие, и единственное настоящее, искреннее, чистое, что еще заставляет эту уделанную планету вращаться– любовь этого маленького ангелочка. Он ощущал мерцающие прикосновения детских пальчиков к своему лицу, груди и шее, и казался себе безнадежно, грязным и потасканным скотом.
– Ну все, хватит. Не ной, - он торопливо оторвал ее от себя и провел большим пальцем по ее щекам, вытирая слезы.
Алина все еще плакала, совсем как маленькая, всхлипывая и завывая.
– Я боюсь, Тимур, боюсь… - она стала тереть ладонями лицо, пытаясь остановить рыдания.
–
Он, улыбаясь, ласково убрал с ее мокрого лица прилипшие волосы.
– Какая ты растрепанная, заяц. Как баба-Ежка! Давай, я забацаю тебе косичку, как в старые добрые.
Она глянула на него, и, хихикнув сквозь слезы, повернулась спиной. Тимур распустил ее тяжелые волосы и стал заплетать косу. Его длинные пальцы двигались проворно и очень осторожно, чтоб не потянуть никакой волосок. Это занятие было для него привычным. Несколько лет назад он проделывал такую процедуру каждое утро. Только брату Алина доверяла причесывать себя и заплетать косички – он никогда не делал ей больно, а Марго всегда драла волосы и доводила ее до слез.
– Готово! – он перекинул ей косу через плечо и обнял сестру сзади. Тощие плечики все еще вздрагивали.
– Я помню, - заговорила Алина, кусая губы и изредка всхлипывая – как я однажды ужасно перепугалась за тебя. Тебе было тогда лет двенадцать. Ты водил меня в первый класс и каждый день забирал с уроков. Один раз, когда ты пришел за мной, я настучала тебе на одного козла с одиннадцатого класса, который что-то там на меня сказал… Ты тут же поскакал на разборки. Вы с ним подрались за школой. Это был прямо громила, вдвое выше и шире тебя, но ты ему все равно классный бланчик поставил. А потом под конец он тебе навернул по носу и смылся, пока никто из школы не вылез и не засек. У тебя кровь хлестала прямо ручьями… Ты стоял вот так, оперевшись о стену и, задрав голову, а на асфальте были мелом нарисованы классики, и кровь капала и капала, прямо на цифру «2». А я стояла рядом и плакала, плакала от страха. Кровь у тебя все никак не останавливалась, и мне казалось, что она вся вытечет из тебя. Ты одной рукой держался за нос, а другой обнял меня, засмеялся и сказал: «Не бойся… Не бойся…» Я тогда подумала: он настоящий герой. Ему больно, а он смеется, - она развернула к нему лицо, чуть скосившись – Помнишь такое?
– Нет, - Тимур рассмеялся – Честное слово, не помню.
– А помнишь, как ты руку сломал на своих тренировках?
– Ну, еще бы! Тогда вы все носились со мной, как с принцессой.
Алина покачала головой.
– Нет, это было, когда ты впендрячился на мотоцикле. А в тот раз никто с тобой не носился, отец тогда орал на тебя, как резанный. И Марго, естественно, поддакивала.
– Неужели? Вот, засранцы старые!
– Да уж… - Алина помолчала и глубоко вздохнула – Знаешь, Тимур, без тебя моя жизнь была бы полным дерьмом.
– Моя без тебя тоже, - признался он.
Она схватила его руку, уткнулась лицом в ладонь, свалилась на кровать и засопела. Ему было странно осознавать, что когда-нибудь она будет так же доверчиво прижиматься к кому-то другому, и этот кто-то будет прикасаться к ней, играть этими волшебными локонами, целовать эти невинные глаза. Так странно… Но неизбежно.