Солнечный корт

Сакавич Нора

– На западном побережье еще слишком рано, чтобы ты мне звонил, - сказал Жан.

– Я жаворонок, что я могу сказать?

– Конечно, ты такой, - пробормотал Жан.

Джереми был настолько добр, что сделал вид, что не услышал этого.

– У меня было несколько минут, чтобы поговорить с Кевином перед вчерашней игрой. Извини, что сплетничаю за твоей спиной, но Кевин сказал, что сейчас ты в некотором роде свободный игрок. Вчера вечером я обсудил это с тренерами, и они единогласно проголосовали «за». Мы были бы рады видеть тебя в нашей команде, если ты заинтересован в подписании контракта с нами.

– А вы заинтересованы?
– Это было скорее насмешливое опровержение,

чем искренний вопрос.
– Мне не хватает терпимости Кевина к вашему нелепому рекламному трюку.

– Мы знаем, что ты изменишь ситуацию, - сказал Джереми.
– В идеале, ты должен уважать команду настолько, чтобы не бросать тень на наш имидж с самого начала, но мы готовы рискнуть, чтобы привлечь тебя к работе. У нас еще много возможностей для роста, и в следующем году Золотой Корт действительно выиграет от свежего взгляда.

Жан уставился в потолок, размышляя о том, что может пойти не так. Если они подпишут с ним контракт, и он выйдет за рамки, его уволят? Если две команды избавятся от него, захочет кто-нибудь еще прикоснуться к нему десятифутовым шестом? Единственными университетами, готовыми рискнуть взять его, будут те, что находятся на самом конце списка. Ценность Жана резко упадет, и что тогда Ичиро с ним сделает?

Джереми все еще что-то нашептывал ему на ухо, перечисляя преимущества Университета Южной Калифорнии и жизни в Лос-Анджелесе. Жан не стал дожидаться, пока он закончит, и перебил:

– Это есть в контракте?

– А-а-а?
– спросил Джереми.
– Не понял.

– Я не хочу портить твой драгоценный имидж, - сказал Жан.
– Это написано в контракте?

– Нет, - медленно произнес Джереми, и в его голосе звучало явное замешательство.
– Мы вроде как, не знаю, предполагаем, что мы все здесь взрослые люди?

– Тебе придется это прописать, - сказал Жан.
– Я не подпишу, пока ты этого не сделаешь.

Это был единственный способ, который мог сработать: если Жан подпишет что-то, в чем говорится, что он должен хорошо себя вести, чтобы ему позволили остаться в составе, он может прикусить язык и не распускать кулаки. Это разозлит его до глубины души, но он выполнит приказ, если это поможет ему пережить еще один день. Без этого, написанного черным по белому, его натура рано или поздно возьмет верх, и тогда его не спасти. Они выкинут его из состава, чтобы спастись самим, и он будет все равно, что мертв.

Джереми пришел в себя быстрее, чем ожидал Жан.

– Да, конечно, если это то, что нужно, значит, так тому и быть. Кевин сказал, что могут возникнуть некоторые проблемы. Расхождения между тем, как Вороны и мы ведем дела. Мы найдем золотую середину по ходу дела. Я попрошу тренера оформить документы, и мы отправим их по электронной почте тренеру Ваймаку первым делом в понедельник утром. Нравится такой план?

– Я прочту, но только скажу, чтобы было ясно: вы совершаете ошибку.

– Нет, я совершенно уверен, что это не так, - ответил Джереми с улыбкой, которую Жан услышал за две тысячи миль. Жан видел эту улыбку в полудюжине передач и в бесконечных статьях о Троянских играх, которые Кевин любил читать. Он слишком легко мог себе это представить и в злобном предупреждении впился ногтями себе в лицо. Не подозревая, что возникла проблема, Джереми продолжил с легким воодушевлением: - Я отпускаю тебя, но спасибо, что ответил на мой звонок. У тебя есть мой номер, если возникнут еще какие-нибудь вопросы.

Это было похоже на прощание, и Жан повесил трубку.

Он был готов считать все это странным сном, но когда Ваймак пришел на ужин в понедельник вечером, он принес Жану папку с документами для ознакомления. Жан

молча изучал их, позволяя большей части текста раствориться в пустоте, пока не нашел единственную важную часть: Подписывая данный контракт, игрок соглашается представлять себя в соответствии со стандартами команды Троянцы Университета Южной Калифорнии.

Под ним был список наиболее важных тезисов для обсуждения, в том числе не говорить плохо о соперниках никому, кто мог бы предать это огласке, чтобы добиться авторитета, и вести себя достойно на корте во время матчей. Это было именно то, о чем он просил и в чем нуждался, но, прочитав это, Жан хмуро уставился в бумаги. Недоброжелатели Воронов могли сколько угодно жаловаться на отношение и насилие, но, по крайней мере, Вороны понимали суть игры. То, как Троянцы неизменно попадали в Большую тройку, надевая намордники на своих игроков, было выше его понимания. По крайней мере, этой осенью он, наконец, увидит, сколько злобы таится за их глупыми масками.

На одной из последних страниц был список доступных номеров в джерси. Похоже, Троянцы придерживались определенной системы при присвоении номеров своим игрокам: полузащитники получали номера от одного до пяти, игроки нападения - от шести до девятнадцати, защитники - от двадцати до тридцати девяти, а вратари - от сорока. Даже если бы его номер не был занят, они никогда бы ему его не дали, пока он был защитником.

Жан прижал пальцы к татуировке на лице, и внутри у него все сжалось от внезапной ярости. В пятнадцать лет он получил свою тройку. Как только Рико присвоил ему номер, Воронам больше не разрешалось выходить на корт в джерси с номером 3. Она ждала его, пока он не вошел в состав команды. Перейти от этого к двузначной цифре было немыслимо, граничило с оскорблением.

На какой-то головокружительный миг Жану захотелось разорвать стопку бумаг пополам. Он должен вернуться в Эвермор. Он знал Воронов. Он знал Университет Эдгара Аллана. Почему он вообще решил уйти? Если он доверял слову Ичиро и верил, что хозяин удержит Рико от вмешательства в дела его брата, то почему бы Жану не вернуться? Жан стиснул дрожащие руки, не заботясь о том, насколько это больно, что это помешает ему уничтожить свой лучший билет отсюда. Этого едва хватило, поэтому он швырнул папку в изножье кровати.

Вторник и среду он провел за бумагами, разложенными перед ним на простынях, и мысли его постоянно ходили тревожным круговоротом. Ваймак и Эбби не могли не заметить беспорядка, когда время от времени заглядывали к нему с проверкой, но ни один из них не спросил его, принял ли он решение. Рене первой заговорила на эту тему, когда заглянула к нему по дороге домой с тренировки в среду вечером.

– Все еще думаешь об этом?
– Она поменяла ему стаканы для воды, а затем принялась за работу, приводя в порядок папки. Многие страницы были загнуты из-за того, что он разбрасывал их, пока спал, но Рене терпеливыми руками разгладила края.
– Хочешь поговорить об этом?

– Мне там не место, - сказал Жан.

– Нет?

– Ты подходишь больше, чем я, - сказал Жан немного раздраженно.
– Неуравновешенная оптимистка.

– Я счастлива здесь, но, думаю, у тебя все получится лучше, чем ты думаешь.
– Она рассмеялась, заметив недовольный взгляд, который он бросил на нее.
– Ты и так достаточно долго терпел бурю. Тебе не кажется, что уже пора порадоваться?

– Ты была первой, кого я увидел за много лет, - сказал Жан, указывая на свои волосы.
– Мы уезжали из Эвермора на занятия или выездные игры, но мы не существовали вне этого мира, если могли с этим справиться. Мы принадлежали Гнезду.