Солнечный рисунок
Шрифт:
— Нет, — вздохнул я.
— Ну вот, — обрадовался инспектор. — Тогда зачем тратить на него лишнее время?! Займитесь лучше чем-то более полезным.
— Я бы хотел увидеть его причёску… Она у убийцы была, мягко говоря, необычная, — сказал я.
Брэдстрит шумно выдохнул.
— Если необычная причёска — всё, что у вас есть, тогда тем более нет смысла встречаться с Шоном.
— Почему?
— Потому что сейчас его голова больше похожа на коленку. Он побрился налысо, — злорадно произнёс Брэдстрит. — Я же вам говорю — займитесь делом, Лестрейд.
— Неплохое. И всё-таки я должен увидеть его и поговорить! — настойчиво произнёс я.
— Ваше бы упрямство и в полезных целях. Вы начинаете меня порядком утомлять, — устало произнёс Брэдстрит.
Поскольку я продолжал сидеть напротив как ни в чём не бывало, он не выдержал и сдался.
— Хорошо! Будь по вашему. Вы встретитесь с Шоном, но только в моём присутствии. В конце концов, я веду это расследование и отвечаю за всё.
— Конечно, — расслабленно произнёс я.
— Тогда выпьем чаю и пойдём…
Мы шагали по длинному, хорошо освещённому коридору с высоким потолком. Инспектор важно шествовал впереди, скрестив руки за спиной. Он был выше и намного крупнее меня и выглядел гораздо солиднее.
Путь преградила металлическая решётка. Охранявший её констебль при виде Брэдстрита поднялся из-за стола.
— Инспектор…
— Привет, Вест! Если ещё не знаком — это детектив Лестрейд. — Инспектор показал на меня. — Он — новичок, но уже подающий большие надежды.
Я сдержанно кивнул. В ответ констебль приложил руку к козырьку шлема.
— Приветствую вас, мистер Лестрейд.
То, что я поначалу принял за стол, оказалось больше похоже на пульт: в столешницу были вмонтированы лампочки, напротив каждой был нарисован номер.
Инспектор проследил мой взгляд.
— Наше нововведение, — пояснил он. — К каждой камере проведён электрический звонок. Когда его нажимают, слышен не только звук, но и загорается лампочка с номером камеры.
— Очень удобно, — подтвердил инспектор.
— Вижу, Скотланд-Ярд шагает в ногу с прогрессом, — усмехнулся я.
— Так и есть, — сказал Брэдстрит.
Он посмотрел на констебля:
— Нужно срочно увидеться с недавним задержанным — Роджером Шоном. Проводи нас к нему в камеру.
— Слушаюсь.
Констебль снял с пояса связку ключей, открыл решётку и остановился возле, пропуская.
— Прошу вас.
Мы снова оказались в высоком коридоре, ярко освещённом газовыми рожками. На освещении тут не экономили.
— Шон находится в одиночке? — спросил я у констебля.
— Все одиночные камеры заняты, мистер. Пришлось посадить его в одну из общих. Но вы не волнуйтесь — пока всё было спокойно.
Констебль остановился напротив одной из крепких дверей, снабжённой высоким зарешечённым окошком, отпер её.
— Сюда.
Мы переступили порог и оказались в большом помещении с цементным полом и покрытыми белой известью кирпичными
В дальнем углу находился ватерклозет, задёрнутый шторкой.
Из мебели только широкие лавки, на которых в разных позах сидели или лежали мужчины самого разного вида и возраста. Большинство грязные и ободранные, одетые в весьма живописные лохмотья.
— Встать! — грозно крикнул констебль.
Заключённые беспрекословно послушались приказа и выстроились вдоль стены. Их было около дюжины.
— Ну и запашок у вас! — покрутил носом констебль.
Брэдстрит всмотрелся в измождённые лица арестантов.
— Не вижу среди них Шона.
Он повернулся к констеблю.
— Вест, ты случаем не ошибся? Может, камеру перепутал?
— Никак нет! — откликнулся полицейский. — Я его лично в эту камеру определял.
Я заметил что-то, что поначалу принял за груду лохмотьев, подошёл ближе и замер. На скамье лежал немолодой мужчина. При нашем появлении он так и не встал. Я потрогал жилку на его шее и сразу понял почему.
— Если это и есть Роджер Шон, то он заснул и спит вечным сном.
— Как?! — дёрнулся констебль. — Не может быть! Когда я запер его здесь, Шон был живее всех живых…
Руки констебля растерянно опустились. Затем он опомнился и, выхватив одного из арестантов, занёс над ним огромный кулак.
— Сволочь! А ну — говори, кто из вас его убил!
— Никто… Никто его не убивал! Мы пальцем к нему не притронулись! — испуганно залепетал сокамерник Шона.
Следов избиения я не увидел, как и явных признаков насильственной смерти.
Я склонился над лицом покойника и принюхался. Нос уловил слабый запах миндаля.
— Отпусти его! — приказал я констеблю. — Они не убивали Шона. Думаю, он сам наложил на себя руки.
— Но как же… — взволнованно произнёс тот.
— Делай, что сказано! — велел инспектор.
Он подошёл ко мне.
— С чего ты решил, что это — самоубийца?!
— Он отравил себя цианидом, — сказал я. — Скорее всего на вскрытии выяснится, что у Шона было какое-то смертельное заболевание и жить ему осталось недолго. Думаю, Шон прекрасно знал об этом. Кто-то предложил денег его семье, чтобы он взял на себя чужую вину. Всё, что ему было нужно сделать: прийти к нам, дать ложные показания, а потом уйти из жизни легко и быстро, не страдая от мучительной болезни.
Я посмотрел на Брэдстрита. Тот покачал головой.
— Я так не думаю. Может, Шон и впрямь был смертельно болен и сам принял яд — но разве это противоречит его истории? Он мог убить газетчика, сознаться и отравить сам себя в муках совести…
— Предлагаю узнать его адрес, наведаться туда и устроить обыск. Наверняка мы найдём там деньги, много денег… А заодно и спросим, какую причёску ещё вчера носил мистер Шон до того, как побрился налысо. Интуиция мне подсказывает, что она совсем не походила на гребень ирокеза…