Солнечный змей
Шрифт:
– Тамналоа! – прошептал Призыватель, прижимаясь к ноге Речника. – Будь очень тихим! Демоны… они очень злые!
Фрисс кивнул, ошарашенно глядя на развалины. Не костры протянулись вдоль стены, как он сначала подумал, – камень, и вправду, горел ровным багрово-золотистым пламенем, взбегал по шпилям башен и спускался на извилистую стену. За шпилями, за огнём, в красноватом мареве колыхалось что-то огромное, похожее на тучу, и туман клубился над ним.
«Уачедзи,» – обречённо подумал Фрисс, тихо вынимая мечи из ножен. «Лучше бы были видения…»
Глубоко прорезанный в тёмном базальте орнамент порос рыжим мхом, ветер
– Укк… – напомнила о себе крыса, тронув Речника за локоть. Фрисс посмотрел на неё, но спросить ни о чём не успел – за стеной раздался треск, короткий вопль, рёв огня, и снова кто-то закричал, а потом завыл. Речник стиснул зубы.
– Мзога! – сказал, как сплюнул, Чикича, одним прыжком слетел на мостовую и вжался в стену.
– Ступай в лагерь, – тихо, но чётко проговорил Фрисс, не сводя с него глаз. – Зови Нециса. Скажи ему слово «уачедзи». Бегом!
Он улёгся на тёплый камень и выставил перед собой сомкнутые ладони. Холод пробежал по пальцам, руки окутал прохладный туман. Речник подул на него и быстро развёл руки – теперь он держал на ладонях два клубящихся белых облачка. Стена огня поглотила их с тихим шипением, но никто не услышал его за утробным гулом и раздражёнными криками по ту сторону стены. Фрисс, задержав дыхание, нырнул в остывший просвет, и огонь сомкнулся за его спиной.
Скорчившись за сломанным гранёным шпилем, прижимаясь щекой к горячему камню, Речник с досадой смотрел вниз, за гребень. Отсюда всё прекрасно было видно – и огромное и неимоверно странное существо, окутанное облаками, и паутину канатов на его блестящих шипастых боках, и кольчатые щупальца, перепутавшиеся с канатами, и местами обгоревший корабль без мачт и парусов. Люди и крысы, окружив судно, ловили оборвавшиеся верёвки и привязывали их к косо пробитым в бортах отверстиям. Существо дёргало щупальцами, пощёлкивало прозрачными пластинами на боках и время от времени испускало низкий вой, от которого болели уши даже у Фрисса, устроившегося поодаль. Извилистая стена широким полукольцом охватывала ровную площадку, заваленную всяким сором, среди которого взгляд Речника нашёл почерневшие кости… много костей, и не все из них принадлежали людям. Крысы и южане, обступившие корабль, ходили прямо по костям, но ни один из них не сказал и слова – куда больше их пугали живые, те, кто хмуро взирал на них со стены. Фрисс видел и их – красные дрожащие ореолы, заменившие им тень, чёрную кожу, прорезанную багровыми трещинами, пятна гари и сажи на чёрных пластинах брони. Один из них крепко держал второго за плечо, и тот сдавленно подвывал – ладонь первого была раскалена докрасна.
– А-ай, квамзога! С ума слетел?! – высвободив руку, уачедзи шарахнулся в сторону. – Чуть до костей не прожёг!
– Сиди тихо, личиночья пожива, – оскалился второй. – Держи огонь при себе!
– Эти люди – вот кто личиночья пожива, – скривился первый. – Дай убить хотя бы одного!
– Тихо! – Фриссу не померещилось – клыки поджигателя и впрямь были вдвое длиннее, чем у любого из людей, даже у зубастых южан. – Пока что они нужны нам. Подожди, скоро мы вчетвером будем убивать их. Это будет… приятно.
– Фаррх, – выдохнул первый и нехорошо ухмыльнулся. –
– Набери масла, разведи жижу вдвое, – тихо зарычал в ответ Мфана. – Нет времени на готовку! Товеша скоро будет. Кому, как не вам, безголовым, я читал его письмо?!
– А-ай, квамзога! – уачедзи плюнул на камень, и слюна задымилась. – Письмо?! Твой Товеша совсем спятил – и ты с ним! Какие коатеки?! Все коатеки давно мертвы, никого из них тут нет! Мы плясали на их костях, ни один не поднялся! Что пишет твой Товеша?!
– Молчи, падаль! – над макушкой Мфаны поднялся язык красного пламени. – Товеша умнее вас двоих, вместе взятых, – он сквозь землю видит! Он знает, что пишет. Солнечный змей дал ему острый разум. Он будет жить, будет сильным, будет убивать с нами!
– А-ай! – уачедзи отступил ещё на шаг и низко наклонил голову, глядя исподлобья. – Не давай ему зелье! Нас избрал солнечный змей, мы, трое, сильные, – зачем нужен Товеша?!
– Тебя змей не спросил! – скривился Мфана. – Он будет с нами. Увижу, что ты тронул зелье, – убью на месте! Что ты маячишь тут, Нкечи?! Ты поймал крысу? Где она?
Нкечи отступил ещё на шаг, уклоняясь от разбившегося о камень огненного шара.
– Крыса сдохла! – буркнул он.
– Где дохлая крыса? – недобро сощурился Мфана. – Где её кости? Их нет? Ты упустил её, кусок тухлятины?!
Фрисс осторожно сдвинулся чуть левее, обходя шпиль. «Водяную стрелу в него… шея и лицо… эти чешуи – прочные?.. шея открыта… ударить как можно сильнее – поддадутся… не сейчас, ещё се…»
Боль, как волна кипятка, накрыла его с головой, и он до крови прикусил губу. В глазах потемнело, и всё же он развернулся и ударил – но меч бесполезно рассёк воздух в трёх шагах от третьего поджигателя. Красные иглы топорщились на его макушке, огонь стекал по пальцам.
– Йи-и-и… ич-вакати! – корчась от боли, Фрисс ткнул мечом в сторону уачедзи. Три вопля слились в один. Речник успел ударить ещё раз, из-под чёрных пластин на руке Мфаны брызнула кровь, но меч, накалившийся докрасна, выпал из ослабевшей руки, а следом полетел второй.
– Нкечи! – взревел раненый поджигатель. – Вот твоя крыса – большая крыса!
– Икш… – прохрипел Речник сквозь боль, выворачивающую наизнанку, но договорить не успел – чёрные когти впились в его горло, раздирая жилы, и Фрисс, захлёбываясь кровью, полетел вниз и растянулся на ворохе старых костей, среди мха и ползучих лоз. Он схватился за горло и нащупал рваную рану. Кровь стекала по пальцам, капая на мох.
Мфана кричал что-то, указывая на Речника. Сквозь багровый туман перед глазами и нарастающий гул в ушах Фрисс едва различал пятна и звуки. Кто-то испуганно вскрикнул, взревело пламя, снова закричал уачедзи. Речник привстал, зажимая рану, вытянул вперёд дрожащую руку, но вместо заклинания издал лишь булькающий хрип. Резкая боль пронзила плечо, из глаз посыпались искры, – огненная плеть ударила Речника, и он, покачнувшись, осел обратно на мох. Кровь потекла сильнее.
«Река-Праматерь! Вот так… и всё?» – растерянно думал он, чувствуя, как руки слабеют. Он лежал на старых костях и слышал издалека рокот прибоя, шелест тростников и пронзительные крики чаек. Вот только солнце… жаркий денёк, не поджариться бы…