Солнечный змей
Шрифт:
– Немного ты начинишь на ходу, – покачал головой Речник. – Ложись и отдыхай.
– Она ещё, может, полетит, – снова вздохнула Кесса, отогревая руки дыханием. – Мне бы полбочонка смолы, охапку пакли и пару кувшинов жира… и кого-нибудь из Некромантов. Они-то должны знать свои корабли…
– Король Свенельд найдёт для тебя и смолу, и жир, и паклю, – во взгляде Яцека читалось сочувствие. – С ним я договорюсь.
Тхэйга, нащупав твёрдую тропу, побрела дальше. Кесса забралась в спальный кокон, сунула под голову скатанный плащ, рассеянно погладила кошку и посмотрела на небо. Облака разошлись, но солнце не грело. Ледяное дыхание севера чувствовалось даже внизу, под кронами деревьев и гигантских ягодников.
– Речник Яцек, – осторожно окликнула она, – а как вышло, что ты – сайтон, а Стефа –
– А к чему не пускать, – буркнул Яцек, не оборачиваясь, – если и так всё идёт, как по маслу? Тут и сам Вольга не справился – а с ним ведь мало было желающих спорить, пока он ещё тут жил. И были у него в родичах и сайтоны, и метсайнены, и никто из них не смел сказать о другом дурное. Дом Тетерева тогда и разросся – учил и сайтонскому ремеслу, и метсайненскому. Ченек бился, чтобы не запретили всё это, а всё равно…
Он тяжело вздохнул и махнул рукой.
– Корабль твой быстро бегает. Завтра к утру доберёмся до столицы…
– Речник Яцек, – Кесса высунулась из кокона. – А Вольга – кем он был? Твой родич?
На скамье навострили уши Койя и Хагван – не так часто Яцек упоминал что-то из прошлого, и совсем редко брался о чём-то рассказывать. Почувствовав на себе пристальные взгляды, Старший Речник остановил корабль и повернулся к Кессе.
– Рассказ недолгий и для вас малополезный, – покачал он головой. – Вольга Суула… жаль, что он мне не родич. Это было бы честью для рода Сульга… Он был воином Хармаканса при Доме Тетерева – а по сложению скорее подошло бы ему стать Ярраканса, его и прозывали Медведем. Потом обучился на сайтона. А потом взял и ушёл в метсайнены. Был проклят напоследок, но от проклятия избавился – и не возвращался, пока всё не выучил. А потом пришёл обратно в дом Териенконту – и сказал, что между магами отныне вражды не будет. Он победил старшего на священном поединке, сам стал главой дома. И пока он им был, сайтоны из Дом Тетерева учились в Альмасхааре, а метсайнены из Лиу – в домах Теримаэ. Вся эта магия – из одного корня, только уложена по-разному… А потом, Чёрная Речница, и ему всё надоело. И он ушёл в Хеливу, подальше от вечной грызни. И больше не возвращался. Солмики расскажут о нём лучше, они знают, что он делал в Хеливе. А я жалею иногда, что в моём роду некого назвать его именем. С нашим родовым оно не звучит.
Яцек повернулся к штурвалу и налёг на рычаги, поднимая улёгшийся на брюхо корабль с дороги. Тхэйга встряхнулась и побежала дальше, по-птичьи выгибая суставчатые лапы. Кесса медленно натянула кокон на голову и закрыла глаза.
Последнее селение они миновали на границе редкого чахлого березняка, на краю засыпанного побуревшей листвой болота. Сонные с зимы жители, протирая глаза, выбрались на крыльцо и принесли путникам лепёшек и сушёной рыбы. Яцек расплатился стеклянным наконечником.
Березняк зачах и сгинул. Перед замедлившим ход кораблём расстилалась низкотравная равнина. Ветер метался над ней, пригибая пожухшую зелень к земле. С прошлой осени тут не пробился ни один росток. Север, открытый настежь, дышал холодом в лицо странникам. Кессе страшно было смотреть на серый горизонт.
– Знаю, что затея глупая, но всё же – подними корабль хоть на десять локтей, – сказал Яцек, отходя от штурвала. – Вам надо кое-что увидеть.
Тхэйга неохотно развернула покорёженные крылья, тяжело оттолкнулась от земли и повисла в воздухе, распластав перепонки. Её тянуло обратно на разъезженную дорогу.
– Смотри на север, – сказал Речник, положив руку Кессе на плечо.
Там, на самой кромке серого поля, за невнятным тёмным облаком – очертаниями не то крепости, не то холма – что-то сверкало, как узкий стеклянный клинок, уложенный вдоль горизонта, и от его блеска рябило в глазах. Ветер злорадно взвыл, швырнув Кессе в лицо обрывки сухой травы, но она лишь отмахнулась. Оцепенев, она смотрела на хрустальную полоску у края земли – и эта еле заметная кромка была едва ли не страшнее огненного ливня в Зеркале Призраков.
– Хелива, – вздрогнул всем телом Хагван. – Ледяной ужас. Никогда не наберусь смелости, чтобы смотреть на неё спокойно. Однако же…
Он засунул
– Пусть Хелива знает, что мы здесь, – выдохнул он, поднося ракушку к губам. Звук рога пронёсся над притихшим полем.
Ветер свистел над столицей, трепал знамёна, студил крылья Серых Драконов, неспешно выписывающих круги над крышами. Лабиринт запутанных улочек и бревенчатые стены кое-как от него заслоняли, но стоило выйти на перекрёсток, как холод вышибал слезу из глаз. Кесса с ужасом и жалостью смотрела на магов-Ящерников, вместе с драконами пролетающих над городом на ледяном ветру, на лучников в меховых шапках – стражей крепостных стен… Хелива была слишком близко, и столица Куо цепенела под её мертвенным взглядом.
Отогрелась Речница только в покоях, куда отвели странников с королевского пира. В большом зале, где служители раздавали гостям чаши с хумикой и разную снедь – сам Король Свенельд делил её меж гостями – Кесса только могла щуриться на факелы и чувствовать, как застывшая в жилах кровь снова начинает движение. Даже лицо Свенельда Метсамуури не задержалось в её памяти – вроде бы он выглядел старше, чем Астанен, из-за пышных тёмных усов, тронутых сединой. Речник Яцек говорил с ним вполголоса, иногда оглядываясь на Речницу, и правитель Куо глядел на неё благосклонно…
– Речник Яцек, – опомнилась Кесса, когда горячая сладкая похлёбка в её миске подошла к концу, – Король Свенельд не сердится на нас? Ему ничего не донесли из Теримаэ?
– Король Свенельд рад, что сарматы «Ларата» умиротворены, а Лиу и его жители – целы, – покачал головой Речник. – Для местных правителей вражда магов – морока, и только, и надоела им больше, чем мне. Король нам благодарен – и найдёт нам попутную солмикскую повозку. К вечеру нам принесут меховые одежды. Учись носить их, пока есть время, – они тяжелее тканых. Твой корабль лежит сейчас в сарае, туда снесут смолу, паклю и жир, жарко натопят там. Свенельд передаёт тебе, что ты можешь проводить с кораблём хоть все дни, только появляйся на пирах – видеть юную Чёрную Речницу приятно и ему, и всем, кто бывает в его замке. Он очень рад, что Чёрные Речники снова заглядывают в Куомиэси. Это городу пойдёт на пользу.
Кесса смущённо усмехнулась.
– А что с Хагваном? – тихо спросила она, глядя на осоловевшего олданца. Он уронил голову на стол, потеснив миски, и громко засопел. Речник подхватил его подмышки и уложил на постель.
– Похлёбка на хумике, – хмыкнул он. – Захмелел с непривычки. Учишь-учишь его правильно есть…
Дела последних дней Кессу немало смутили и расстроили – и, чтобы не устроить Речнику Яцеку лишних трудностей, она носу не показывала из сарая, где стоял костяной корабль. Хагван, изнывая от скуки и нетерпения, крутился поблизости и даже решался иногда протереть жиром перепонку крыла или смазать смолой выпавшую кость. Потрёпанные борта тхэйги помаленьку приобретали прежний вид, и Речник Яцек, изредка заглядывая в сарай, одобрительно кивал. Койя дремала под корабельной лавкой и никого, кроме Кессы и Яцека, к себе не подпускала – не то чуяла вирок, спрятанных повсюду в замке, не то обиделась на местный люд. Старший Речник приходил нечасто – перед обедом да перед ужином, целыми днями пропадая в княжеских залах.
– Речник Яцек, – рискнула спросить его Кесса тем вечером, когда служители принесли им меховые одеяния, и Хагван пытался уместить олданскую шапку под жарким мохнатым капюшоном, – ты в город выбираешься? У тебя тут, наверное, родня есть…
– Хватило мне родни в Альмасхааре, – немедленно ответил Речник и досадливо поморщился. – Родственники хороши в меру.
И Кессе, и Яцеку, и даже Хагвану пришлось убрать обычные доспехи в тюки – под солмикскими куртками они не помещались. Толстая, хоть и выделанная до мягкости, шкура и без брони неплохо гасила удары, даже те, что не отскакивали от плотного светло-серого меха. Кроме курток, им принесли штаны и мягкие сапоги до колена, такие же мохнатые и проложенные войлоком изнутри. В этих одеяниях Кесса казалась себе огромной и неповоротливой, как тот зверь, которого видела она запряжённым в солмикскую повозку. Пристраивая поверх куртки перевязь с ножами, Речница думала, успеет ли она, если что, согнуть руку в локте, чтобы до ножей этих дотянуться.