Соломенное сердце

Алатова Тата

— Сами пусть свой суп лопают, — буркнул малец. — Вот найду пришлого балабола и отправлюсь с ним скитаться по селам, будут знать!

— Пришлого балабола? — переспросил Даня.

Поля, едва сдерживая смех, указала на него. Он расширил глаза: «Я — пришлый балабол?» Она закивала.

— Он остановил во-о-от такой пожарище в Сытоглотке, — воодушевился мальчишка, — да я тоже выучусь на балабола, и меня анки будут как миленькие слушаться. Хочешь мясо пожарят, а хочешь дом спалят. Посмотрим, кому тогда мамка пироги будет печь.

Хохотнув, Даня порылся по карманам, извлек оттуда засаленный леденец и вручил мальчишке.

Тот принял его с достоинством и утопал прочь, насвистывая.

— Вон Кузнечная улица, — показала Поля, когда они изрядно поплутали по узким улочкам, перешагивая через дрыхнущих собак и отгоняя ленивых куриц.

— Наверное, там живет прекрасная женщина, — предположил Даня. — Кому еще Постельный мог передать посылку?

— Тайная любовница? — задумалась Поля. — Тогда это очень грустно, ведь они уже пятнадцать лет не видели друг друга.

Тринадцатый дом оказался приземистым и неказистым, будто строился согласно настроению хозяев, а не какому-то плану. Невысокая калитка стояла нараспашку, на заборе красовались таблички: «Лошадей не подковываю», «Ремонт велосипедов», «Доктор живет через три дома».

Переглянувшись, Поля с Даней вошли во двор, чуть не споткнулись о груду металлолома на входе, крикнули хозяев.

Из просторного сарая вышел пожилой мужчина в промасленной спецовке. Вытирая руки о какую-то тряпку, он без излишней ласковости зыркнул на гостей, задержался взглядом на лице Дани, и что-то промелькнуло в выцветших серых глазах.

— И чего? — буркнул он неохотно.

— Посылка от Александра Михайловича Постельного, — сообщила Поля. — Знаете такого?

— Ну дык.

Даня поставил увесистый рюкзак на крыльцо, старик не проявил к его содержимому ни малейшего интереса.

— Чай, — объявил он и первым пошел в глубину сада.

Они на мгновение замешкались, не понимая, предложение ли это, но все же последовали за ним.

Летняя кухня пряталась за виноградными лозами. Электричество экономили, и старик грел воду на газовой горелке.

— А я, стало быть, Михаил Александрович Постельный, — он загремел кружками, стоя спиной к ним. Достал пряники из шкафчика, варенье и засохший мармелад.

— Отец Александра Михайловича? — удивилась Поля. Насколько она помнила, Постельные поколениями служили при князе, кто мог ожидать, что ближайший предок подручного по всем делам чинит велосипеды в Верхогорье.

Хозяин выставил на грубо сколоченный стол угощение, подергал мяту и душицу из кадок поблизости, кинул травки в чайник и замер в ожидании кипения. Теперь Поля видела их сходство с сыном — тот же горбатенький нос и кустистые брови.

— А мы Даня и Полюшка, — ожил немного растерявшийся было Даня, — муж и жена. Несколько дней назад переплелись венками в какой-то пещере, было весело.

Старик вскинул лохматые брови, неопределенно покачал головой и достал из-под стола бутылку домашнего вина, плеснул в заготовленные для чая кружки.

— За молодых, — сказал он таким тоном, будто отдавал распоряжение.

Вино было кислым и терпким, отдавало смородиной и превращало ноги в вату с первого глотка.

Поля выпила сразу половину кружки — с тех пор как они покинули пещеру, все вокруг казалось ей ненастоящим, и она не знала, как снова обрести четкость происходящего. Вино не прибавляло ясности, но хотя бы кружило голову.

— Как вас вообще сюда

занесло? — спросила она.

— Долгая история, — Постельный закусил пряником и опять внимательно посмотрел на Даню. — Рассказать?

— Обожаю долгие истории, — разулыбался Даня.

— Я тоже был когда-то подручным князя по всем вопросам, до того, как эту должность занял мой сын. И тот праздник для шахтерских семей из дальних провинций я готовил.

— Какой тот праздник? — неохотно уточнил Даня, моментально заскучав.

— Тот самый праздник, — отрешенно повторил Постельный, — где пятилетний Тема Стужев забрался на яблоню да и сорвался с нее насмерть. Законы гостеприимства непоколебимы: гость погиб в твоем доме, значит, его семье надо отдать самое драгоценное.

— Ну отдали и отдали, — нервно перебил Даня, — сейчас-то какая разница.

Старик хозяин не обратил на него внимания.

— Княгиня была в полном отчаянии, — продолжал он неспешно. — Она заклинала князя не трогать ее первенца. Обещала отдать Стужевым следующего ребенка — новорожденным. Нельзя, умоляла она, вот так, по-живому, вырвать мальчика из семьи. Ведь он любит своих родителей, привык к своему дому… Младенцу будет куда проще в обменной семье, убеждала Мария Викторовна. Она ведь помешалась тогда, — старик посмотрел на Даню прямо и скорбно. — Была готова обещать что угодно, лишь бы ее не разлучили с сыном. Спятила, совершенно спятила… Мне предстояло подготовить ваш побег.

— Что? — у резко побелевшего Дани дрогнули губы.

— Мария Викторовна намеревалась выкрасть своего старшего сына у Стужевых и затеряться с ним в горных деревеньках Верхогорья. И я собирался помочь с этим побегом.

— Как же вы осмелились пойти против князя? — спросила Поля, нашла руку Дани и крепко сжала ее. — Или же… неужели с его позволения?

Постельный резко мотнул головой.

— Разумеется, нет. Князь — это закон и принципы, он бы никогда не одобрил этого побега. Да только, — он скривился, словно зеленое яблоко надкусил, — жалко мне стало Марию Викторовну, до того она себя измучила, бедная.

Поля мало знала княгиню, та редко появлялась в детской части дома, где жили они с княжичем. Отстраненная, печальная и молчаливая, женщина пугала даже бесстрашного любопытного Егорку.

— Тогда ведь как оно было, — воспоминания что-то делали с Постельным, как будто он с каждым словом превращался во вьера, деревенея морщинами, — что ни день — то скандал, что ни разговор — то слезы ручьем. Мария Викторовна всех ненавидела, а пуще других — князя. Но он ей спуску не давал, княжеству требовались наследники. После рождения княжны Кати раны закровили с новой силой. Посмотрит, бывало, княгиня на дочь — и такая ярость ее охватывает, что чудо просто, как это девочка вообще выжила. Однажды, помню, княгиня с такой силой запустила в маленькую княжну расческой, что рассекла ей лоб. После этого князь и запретил жене приближаться к ребенку, а Мария Викторовна с новой страстью принялась планировать побег. Я же отправился в Верхогорье, чтобы подготовить для княгини и Данилы дом. А потом горы обрушились на перевал, и меня отрезало от Первогорска на долгие годы. Но, — тут Постельный снова задумчиво посмотрел на Даню, — кажется, ты благополучно вырос и даже нисколько не изменился с тех пор, как был еще совсем мальчиком. Трудно не узнать княжеские гены.