Соломенное сердце
Шрифт:
— И чего потом? — батюшка умудрился ответить, не прерывая храпа. Вот уж действительно чудо. — Думаешь, Дара, Мира и Лорн явятся князю да как начнут его запугивать? Нет, ребятушки, вам бы кого пострашнее.
Тут Даня так внимательно посмотрел на Полю, что она обнажила верхнюю губу.
— Рычать на приемного отца я не стану, — предупредила честно.
— А если посоветоваться с бабкой в твоей голове?
— Сможешь ее обмурлыкать? — задумалась Поля и, не дожидаясь ответа, вывернула руль влево, прямо на гору, в лобовое столкновение — ну почти. Потом под дружные вопли всех троих мужчин резко увела автомобиль
— Спятила девка, — зазвучал скрипучий голос в наступившей тишине. — Это еще что за выкрутасы? Хотите поговорить — так поклонитесь трижды да спойте, а потом подожгите соломенную куклу и надейтесь на лучшее.
— Приветствую великую, — заворковал Даня, — батюшка Леонид, поклонился бы ты первой жрице… а Поленьку к чему ругать, Поленьку ругать не за что. Совсем ничего не боится девочка, не умеет, бедная, так ведь в том не ее вина…
Лишенная возможности управлять собственным голосом, Поля ущипнула его за бедро. Он мурлыкает или обвиняет?
— Похотливый прохвост, — припечатал его первая жрица. — Не поддается твоим чарам женушка-то? То-то же.
— То-то, да не то, — сказал Даня. — Мне ведь что? Я живу как положено, страдаю направо-налево, вон вся морда в ожогах, да еще и шрамы могут остаться. А Поленька наша даже радоваться в полную силу не может — это твоя защита?
— Нет радости — нет грусти.
— Нет жизни — нет смерти. Слышишь, батюшка Леонид даже храпеть от такой философии бросил, поди перебирает в уме заветы триединых и не может сообразить, откуда столько жестокости. А скажи мне, великая, ты ведь придумала когда-то добрых богов? Кто же станет молиться злым… и куда же они теперь ушли?
— Раскаялись, — недовольно сказала мертвая старуха.
Поля посмотрела в зеркало — батюшка Леонид внимал этой беседе с таким вниманием, что у него даже уши шевелились.
Очевидно, Даня и не собирался просить у первой жрицы помощи с князем, очевидно, у него были совсем иные намерения.
Вспомнив, как они лежали утром в одной кровати, уничтоженные поцелуем, Поля не стала на него злиться за обман.
— Раскаялись? — переспросил Даня. — Как же так вышло?
— Ты прав, мальчик, от милосердия до жестокости — один крохотный шаг. Боги стали слишком самоуверенными, слишком властными, слишком легко наказывали людей и слишком легко их награждали. Они поверили в то, что всегда правы, а их прихоти — и есть справедливость.
— Как знакомо.
Резкий смешок.
— Конечно, я веду себя так же, как и триединые, — согласилась первая жрица, — я же их выдумала.
— Так что же, — нетерпеливо спросил батюшка Леонид сзади, — без толку молиться? Не вернутся к нам боги?
— На то она и вера, чтобы верить, — ехидно ответила первая жрица.
— Правда, — ахнул батюшка, будто вдруг узрел какую-то потрясающую истину.
Поля ощутила глухое раздражение. Если Даня решил вызвать старуху лишь для того, чтобы потрепаться, она его стукнет. От скрипучести чужого голоса и внутреннего сопротивления у нее быстро начинали болеть связки. Да и вообще, это было очень неприятное ощущение — не распоряжаться самой собой.
— Великая, — мягко проговорил Даня, — даже боги раскаялись в самоуправстве, а как же уговорить тебя отступить от Поли?
— А никак, — весело ответила первая
— Так, может, ты оставила нам какую-то лазейку? Человек, который проклял меня, например, так и сделал.
— Я же не прокляла девочку, я ее защитила, — пропела старуха и исчезла. Поля не сразу поняла, что свободна, а потом закашлялась до слез, в горле першило.
— Простите, — раздался голос Георгия Акобы, который стоически перетерпел молча все происходящие в машине странности, но все-такие не смог сдержать любопытства. — А что это было?
Даня, который встревоженно вглядывался в Полю, вяло отмахнулся от него. Он выглядел расстроенным.
Глава 30
В этот раз им не пришлось снимать комнату в гостинице: Георгий Акоба, извинившись за то, что не может пригласить к себе («дедушка не поймет»), разместил Полю, Даню и батюшку Леонида в роскошном древнем особняке в самом центре Лунноярска.
Как оказалось (Даня нервно хохотнул), это было столичным гнездом их знакомца, старейшины Заградыни Арсения Вахрамовича, который, к счастью, прибыл в Лунноярск налегке, без многочисленных сыновей. Ручные мунны исправно донесли ему, что Поля посетила свадебные пещеры и покинула ряды выгодных невест. Порадовавшись своей расторопности, Даня поздоровался кисло — больше всего на свете ему хотелось добраться до кровати, укрыться одеялком и оплакать предстоящий визит в горную управу.
Жизнь не щадила Даню. Стоило ему только решить, что его дороги с Лесовскими больше не пересекутся, как она тут же вымостила ему прямой тракт до Первогорска. Опыт доказывал: если неприятности заявились к тебе на порог, то нет никакого толка пытаться захлопнуть перед ними дверь. Все равно пролезут — хоть в окно, хоть в печную трубу.
Однако кровать никто не предлагал. Вместо того чтобы отправить гостей отдыхать, Георгий и Арсений Вахрамович проводили их в просторный зал, где уже бурлила и волновалась община Верхогорья.
Даня увидел Арру, охотницу Сытоглотки, увидел Горыча с КПП, увидел еще множество лиц, многие из которых были куда моложе, чем предполагал совет старейшин. Перемены постепенно проникали в самые традиционные уклады.
Попытавшись слиться со стенами — ну не было у него сил сейчас излучать обаяние и со всеми дружить, — Даня сел в уголочке, подтянул Полю к себе поближе, ища утешения, и прикрыл глаза.
Батюшка Ленька, наоборот, ринулся в самую гущу.
Будто волны плавно покачивали Даню вверх-вниз. Издалека он слышал и не слышал одновременно бурливую многоголосицу.
Арра выступала за то, чтобы оставить перевал закрытым: охотники Сытоглотки удержат его, заверяла она, горца невозможно победить в горах.
Горыч возражал: как долго простоят охотники, не сбывая пушнину и не обновляя оружие и патроны? Да первыми же и взбунтуются, когда их семьи по миру пойдут.
Арсений Вахрамович ратовал за возобновление торговли и пусть худой, но мир. Его Заградыня привыкла легко жить, и переучиваться ей не хотелось. Кто-то кричал, что надо взять князя в плен да и надиктовать ему свои условия. Батюшка призывал всех к спокойствию. Волны плескались, и золотые лучики солнца прыгали по Полиным волосам…