Солона ты, земля!
Шрифт:
— А вона кто?
— Жена его.
— Большакова?! — Федор поднялся и с любопытством посмотрел на Пелагею. — Васюха! — окликнул он своего связного. — Это вона тебя с Пашкой ховала?
— Она, товарищ командир полка.
Коляда с лукавинкой в глазах покосился на Егорова. Неделю назад он отчитал своего связного за панибратство, и вот подействовало: к месту не к месту стал величать «товарищ командир полка».
К ней подошел Данилов.
— Так вон вы какая, Пелагея Большакова! — сказал он, с интересом рассматривая
Коляда вышел на крыльцо, крикнул вертевшемуся в ограде Чайникову:
— Съездий с хлопцами к дому Большакова, забери винтовки и патроны. — И громко добавил, чтобы все слышали: — Тико вежливо, не по-хамски! Семью не обижать! Башку оторву!..
4
Титов говорил шепотом, торопливо:
— Кунгуров погорел.
— Какой Кунгуров? — не сразу понял Милославский. — A-а, поручик Любимов! Что случилось?
— В Рогозихе к Коляде присоединились казаки из Бийского уезда. Вот они и опознали его. Он пытался ускакать на коне, но свои же разведчики открыли по нему стрельбу. Тяжело ранили. Вчера его привезли в куликовский лазарет.
Милославский сразу понял, чем это грозит ему и Титову.
— Надо принять меры, чтобы он умер прежде, чем с него снимут допрос.
— Я уже об этом позаботился, — сказал Титов.
— Как съезд прошел?
— Плохо. Наших освистали и вышвырнули из зала… Как только Коржаев уедет, вызову тебя на допрос, есть дело. — Титов пошел из камеры. В дверях громко спросил: — Значит, претензий больше нет?
Вечером начальник контрразведки уехал в 7-й полк беседовать с казаками о Любимове. Титов сразу же вызвал к себе в кабинет Милославского.
— Пришли документы на тебя из Барнаула.
Милославский побледнел.
— Какие?
— Выкрали твое личное дело.
— Что же теперь?
И без того Милославский камнем висел на шее у него, а с приходом документов Титов стал себя чувствовать как на горящих углях.
— Ты должен в конце концов устроить мне побег.
— Ты войди в мое положение, Михаил. Не могу я тебе устроить побег.
— Почему? — недружелюбно покосился Милославский.
— Сразу же подозрения падут на меня. Мне и так здесь не доверяют.
— Значит, о своей шкуре заботишься прежде всего?
— Не могу. Понимаешь? Мы же с тобой друзья — ты должен понять. Такое указание есть из Барнаула: не вмешиваться мне в твое дело.
— Не вмешиваться? — со злобой переспросил Милославский, — Когда я был командиром отряда, тогда был нужен, а сейчас «не вмешиваться», сейчас я не нужен, да? Пусть меня расстреляют?
Титов
— А поручик Любимов? Ты что говорил о Любимове?
Да, Милославский понял, что промахнулся. Волчий закон действует не только против других, но и против него.
— Я сейчас не знаю никаких Любимовых.
— А я не знаю никаких милославских! — сузил глаза Титов.
— Хм… Не знаешь? — Милославский поднялся и, опершись о стол руками, склонился к своему бывшему другу. — Зато я знаю поручика Титова. И на первом же допросе у Коржаева расскажу все.
Теперь побледнел Титов.
— Ах, ты вон как!
— А как ты думал? Мне тоже своя шкура дороже твоей. Мне терять уже нечего.
— Но ты ничего и не приобретешь.
— Мне наплевать на это.
Титов открыл ящик стола, сунул туда руку. Потом испытующе посмотрел на Милославского, ледяным голосом сказал:
— А я тебя сейчас застрелю… «при попытке к бегству».
Глаза у Милославского стали расширяться от ужаса. Но тут же Милославский как-то встряхнулся и опять стал самим собой. Когда он поднял голову, в глазах у него Титов увидел усмешку.
— Ты меня не застрелишь, — спокойно сказал Милославский. — Потому что в моей шкуре — твоя шкура.
— Ты чего? — не понял Титов.
— Ничего. Какая же может быть попытка к бегству, если тебе просто-напросто никто не давал права вызывать меня на допрос? Ты сам раскроешь себя.
Милославский был прав. Титов резко задвинул ящик
— Но что ты от меня хочешь?
— Я хочу, чтобы ты помог мне бежать. Если ты боишься, что заподозрят тебя в организации побега, то бежим вместе.
— Куда? В Барнаул? Там меня сразу же шлепнут. Приказано любой ценой войти в доверие. Я остался единственным надежным агентом нашей разведки. Остальные — мелкота.
— Меня совершенно не интересует, куда ты пойдешь, — начинал уже настаивать Милославский. Он чувствовал, что становится хозяином положения.
— Хорошо, — согласился Титов. — Я помогу тебе бежать, но с одним условием.
— Заранее принимаю это условие.
— Завтра утром я тебе передам напильник. Им ты выпилишь решетку и после этого «обронишь» его в камере.
— Чей будет напильник?
— А тебе не безразлично?
Милославский равнодушно пожал плечами.
— Напильник будет из лазарета.
— Значит, громоотвод будет зацеплен за Ларису? — Он секунду подумал. — Я согласен. Это очень умный выход!
— Тогда — договорились. — Титов протянул Милославскому руку.
Утром напильник был у Милославского. Тот просил еще и наган, но Титов не дал — у него был свой план. После обхода тюрьмы Титов выстроил охрану и строго- настрого приказал следить за заключенными. Часового же, стоявшего около камеры Милославского, он предупредил особо, сославшись на чрезвычайную важность преступника.