Солона ты, земля!
Шрифт:
Ему нравились новые, появившиеся в этот день слова: «фронт», «воевать». Еще вчера он встречал их только в книжках как необходимую принадлежность легендарного прошлого. А сейчас произносит их в самой прямой связи со своей судьбой. Может быть, через несколько дней — всего лишь через несколько дней! — он сам пойдет в бой, будет воевать, как Павка Корчагин, будет настоящим солдатом. Вчера еще он с друзьями учил уроки, волновался и переживал за каждую оценку. И вот за час-два все изменилось. Все то вчерашнее стало вдруг таким незначительным, таким несерьезным,
Около военкомата была огромная толпа. Люди сидели на высокой завалинке, на перилах и ступеньках крыльца и просто лежали на траве в ограде. Многие были с котомками, с чемоданами.
— Наверное, уже отъезжают! — испугался Тимка. — Бежим.
И они припустили рысью. Только когда взбежали на крыльцо, услышали долетевшие до них шутки:
— Торопитесь ребята! Вас только и ждут.
— Это они самые?
— Они-и. Из-за них и задерживается наступление Красной Армии.
— Наряд им вне очереди за опоздание…
В большой прихожей, куда они с трудом пробрались через забитый людьми коридор, встретили чуть ли не всех одноклассников. Были здесь ребята и из девятого, и даже из восьмого «в» Генка Протопопов пришел.
— Ну что? — спросил Валька.
— Бесполезно, — поправил пальцем очки на переносье Родька Шатров. — Не ходите. Говорит, понадобитесь — вызовем, а сейчас пока приказа нет.
— Но вы ему доказывали, что мы не можем ждать, что мы добровольно? — сердито спросил Юрка.
— А думаешь, не доказывали, — возмутились ребята. — Думаешь, так, для проформы пришли сюда!
— Попытайте еще вы, если не верите.
Юра оглянулся на Вальку.
— Пойдем.
Они протиснулись к столу. Молодой человек в военной форме без петлиц, не обращая ни на кого внимания, старательно выводил столбцом фамилии. Юра толкнул локтем Вальку.
— Нам надо к военкому, — кашлянув, произнес тот.
Человек поднял голову.
— Добровольцы?
— Да, добровольцы.
— На фронт хотим, — добавил Юра.
— На этот счет пока никаких указаний нет. Призвать не можем. Ждите, — машинально, уже, наверное, в сотый раз за день повторил он. Потом поднялся, окинул взглядом комнату. — Товарищи, освободите помещение! Сколько можно говорить…
— Вы нас пропустите к комиссару, — потребовал из-за Юркиной спины Тимка Переверзев.
— Правильно, — поддержали голоса. — А освободить помещение всегда можно!
— Товарищи! — приложил руки к груди молодой человек. — Я сам готов пойти добровольно, но…
Его перебили:
— Нас это не интересует. Пропустите к военкому.
Стеснение, какое обычно охватывает ребят в любом государственном учреждении, исчезло. Они осмелели и требовали настойчиво.
— Ну хорошо, — уступил человек в форме. — Я доложу.
Но в этот момент дверь кабинета распахнулась и вышел комиссар с бумагами в руках.
— В чем дело? — спросил он суховато.
— Да вот требуют, чтобы пропустили к вам, товарищ капитан.
Военком строго посмотрел на загорелые возбужденные лица вчерашних — в самом прямом смысле —
— Что у вас? Добровольцы?
— Добровольцы, товарищ комиссар, — ответил за всех Валька.
— Пока что, товарищи, призывать не имею права. На днях будет приказ относительно призывников, тогда вызовем всех.
Но, заметив недоверие и даже разочарование на безусых лицах парней, он уже мягче пояснил:
— Чтобы призвать вас и направить в часть или в училище…
— Мы в училище не пойдем, — перебил Тимка. — Нам прямо на фронт надо.
— Ну вот, видите, — развел руками военком, — вам непосредственно на фронт надо. Так вот, чтобы отправить вас в часть, надо иметь заявку от командования части. А притом ведь в армии это не в колхозе, там дисциплина — прежде всего. Тем более в военное время. Вас и спрашивать не будут, хотите вы в училище или не хотите. Потребуется — пошлют. — Военком опять развел руками. — Вот так, товарищи. А сейчас идите и отдыхайте, готовьтесь. Скоро призовем.
Юра хотел сказать комиссару, что готовиться им нечего, что они уже готовы идти на фронт, но военком положил на стол бумаги и, не глядя больше на ребят, ушел в кабинет.
— Ну, что я вам говорил! — человек в форме без петлиц тоже развел руками, явно подражая военкому. — Не может. А никто не хочет понять этого. Сегодня целый день идут и идут, и каждый спорит.
— Пошли, ребята, — махнул рукой Валька.
И они гуськом стали пробираться на улицу. На крыльце остановились.
— Ну, что? — спросил их лежавший на траве мужчина. — Мы же говорили вам, что опоздали.
Валька недружелюбно посмотрел на него.
— А вы не отчаивайтесь, мальчики, — заметил другой. — И на ваш век хватит этой войны. Еще навоюетесь…
Тимка достал папиросу, с видом заправского курильщика постучал мундштуком о ноготь большого пальца. К пачке сразу же потянулось несколько рук. По привычке оглянувшись по сторонам, закурили.
2
С поезда Сергей пешком направился к большому серому зданию СибВО. Потертый чемоданчик с парой белья, полотенцем, булкой материного хлеба и куском сала нисколько не тяготил его. Старый плащ, перекинутый через руку, тоже не мешал. Сергей шагал по знакомой улице неторопливо. Сколько уж лет он не был в Новосибирске? Как совпартшколу окончил, так и не приезжал больше. Город почти не изменился. Только вроде бы военных стало больше. Он был уверен, что сейчас оформит в отделе кадров документы и ему разрешат на сутки отлучиться — съездить в Куйбышев к жене. Недавно он отправил Ладу в отпуск к ее родным. Не прошло и трех недель — война. На второй же день он дал Ладе телеграмму, чтобы немедленно возвращалась домой. А наутро, поразмыслив, что она здесь будет делать, если он уйдет в армию, дал вторую, чтобы никуда не выезжала. Попозже решил, что ей все-таки будет лучше около него. А вчера послал четвертую с сообщением, что он уходит на фронт. Надо было вызвать ее в Новосибирск попрощаться — не догадался…