Сорока на виселице
Шрифт:
Огниво исправно высекало желтые искры, огонек послушно принимался, дымок начинал течь и тут же пропадал, оранжевый огонек гас, такое со мной случалось впервые.
– Ян, так, значит, и ты? – спросила Мария. – Ты тоже стал синхронным физиком, разучился делать элементарные вещи. Поздравляю…
– Огонь не горит – плохая примета, – усмехнулся Уистлер. – Берегись, Ян, берегись.
Погодный модулятор, догадался я. По программе должен быть снег. Я подошел к модулятору, внес поправки, проблема в давлении, костер
– Надежда теплится, – сказала Мария. – Не все потеряно.
Мария села поближе к костру, Уистлер рядом с ней. Я собирал сухой кустарник.
– Зачем ты нас сюда притащил?
Уистлер не отвечал.
– Не надо многозначительно молчать…
Уистлер молчал, подкидывая в костер куски мха, костер дымил и потрескивал.
– Так зачем?
Уистлер ухмыльнулся, наклонился к Марии, что-то сказал ей на ухо. Мария резко встала, отошла в сторону.
Уистлер, насвистывая, направился к ней.
Костер начал гаснуть, пришлось заняться. Сгреб угли к центру, накрыл мхом и ветками, огонь прогреет мох, он загорится, за ним ветки. Дым пах иначе, не так, как на Земле, не горький, сливочный…
Я насторожился, неожиданно, не знаю, опасность, словно кто-то царапнул острым когтем шею. Я обернулся.
Они стояли на берегу, рядом с обрывом. Уистлер держал Марию за руки. За запястья. Он что-то ей говорил, но я не мог разобрать, слова сливались в бубнеж.
– Ян! – крикнула Мария.
Я бросился к ним.
Уистлер разжал пальцы.
Мария балансировала на краю обрыва.
Уистлер смотрел. Он мог протянуть руку. Достаточно было протянуть руку.
Но он этого не сделал.
А я успел. Я быстрый. Это весьма ценное качество. Я оказался рядом, я схватил ее за плечо и выдернул на берег.
Уистлер смотрел на нас с интересом. С интересом, именно, с исследовательским, точно проводил некоторый эксперимент.
Мария… Я думаю, она была растеряна. Я ожидал, что она рассердится, но она… не знала, что делать в таких ситуациях.
И я не знал.
– Теперь я понял, зачем ты здесь, – сказал Уистлер.
Уистлер вернулся к модулятору, пнул его в бок, в колпаке что-то щелкнуло, снежинки стали падать чаще, сделались крупнее. Ветер стих.
Уистлер поймал снежинку.
– Мне часто кажется, что я прошел мимо… – Уистлер разглядывал снежинку. – Что решение где-то рядом, достаточно протянуть руку…
Снежинка искрилась и не таяла у него на ладони. Круглая, похожая на шар.
Барсик.
Я не заметил его, он появился слева, стремительно, я не ожидал такой прыти. Барсик откуда-то знал, что следует делать. Он прыгнул. Он врезался в Уистлера и сбил его с ног, откатился в сторону.
Уистлер почти сразу поднялся.
Пантера тоже поднялась на лапы.
Все происходило очень быстро, секунды, несколько секунд, Барсик прыгнул снова.
Уистлер был готов. Он схватил пантеру
– Дурак! – крикнул Уистлер. – Дурак, пошел вон!
Барсик прижался ко мху, кончик хвоста его бил по земле, шерсть топорщилась, Барсик рычал. С закрытыми глазами.
– Вон!
Уистлер поднял камень, замахнулся. Барсик вжался в мох сильнее.
– Прекрати!
Я встал перед Уистлером.
– Немедленно прекрати!
Уистлер опустил руку, выронил камень.
– Сломался, старый кот, пора выключать. Да уж, пикник исчерпал себя, не успев начаться, пора домой…
Уистлер плюнул, направился к ховеру.
– Ян…
– Надо улетать, – сказал я Марии. – Здесь опасно. Барсик…
Барсик не подходил. Мария звала его, но пантера не поднималась со мха, лежала, отвернувшись, бока надувались и опадали от яростного дыхания.
– Барсик!
Он дышит.
Уистлер забрался в ховер.
– Барсик! – позвала Мария.
– Он не заблудится, – заверил я. – Если что… он вернется…
– Не вернется, – возразила Мария. – Он слишком глуп.
С этим я был согласен, слишком глуп, не дойдет, станет жить в тундре, питаться синими ящерицами. Станет первым животным на Регене, правда, скоро вымрет от голода – ни одну синюю ящерицу он поймать не сумеет.
Слишком глуп. И обиделся, кошачьи все весьма обидчивые.
– Ладно, – сказал я. – Я попробую…
Я подошел к пантере, наклонился, просунул руки Барсику под теплое брюхо, поднял. Барсик перестал рычать, замер. Тяжелый, безвольный мешок, теплый, живой.
Я понес его к ховеру, перешагивая через кочки. Сияющие снежинки падали.
Мария шагала за мной.
Я устроил Барсика на заднем ложементе. Рядом с Уистлером. Я не мог посадить рядом с Уистлером Марию, он не в себе, и сильно.
– Поговорю со Штайнером, – сказад Уистлер. – Мне все это надоело… Работать не дают… я не могу здесь работать, они не пускают меня к машине… Я не могу делать все в уме – мне нужны толковые топологи, хотя бы человек пять, моя память не бесконечна… Должен прилететь Кошкин, а он не летит… Они не летят… Ян, почему никто не летит? Никто не хочет прилетать на Реген… а между тем есть закономерности…
Синхронная физика не признает совпадений.
– Как надоели…
Я расположился в ложементе пилота, Мария рядом. Я поднял ховер и быстро повел его прочь. На максимальной скорости.
Мне не нравилось, что он за спиной. Уистлер. Он мог прихватить камень…
Звук. Звонкий, необычный, я оглянулся.
Барсик дрожал всем телом, дергал задней лапой, когти скребли по сапфиру фонаря.
Уистлер обхватил пантеру за шею и душил… нет, не душил, медленно сворачивал голову.
– Фрейя! – прошептал Уистлер. – Фрейя!