Сорока на виселице
Шрифт:
Отец был растерян и расстроен одновременно.
– К сожалению, это абсолютно необратимо, – сказал инспектор. – Повреждения накапливаются, запускается синергия, и в определенный момент ретрогеном атакует… И тогда… И тогда времени не остается. Человек может измениться буквально за одну ночь.
Бабушка вытянула перед собой руки и ловила невидимых бабочек.
– В прошлом месяце мы проверяли ваших соседей в Сосновке, у них было два старика…
– Да-да, я знаю, – отец ласково погладил бабушку по плечу. – Это ужасная история, мы были в шоке… Просто… Просто не укладывается
Про Сосновку я ничего не слышал.
– Мы полагали, что бессмертие есть высшее благо, – грустно сказал инспектор. – Геронтологи замахивались на двести лет, но оказалось, что и сто двадцать есть серьезное превышение естественного предела. Всевышний, сократив человеческий век, совершил величайшее благодеяние. Но самонадеянные дети исказили волю Его и теперь пожинают горькие плоды. Вы поздний ребенок?
Отец кивнул.
– Как и ваш сын…
Бабушка издала громкий утробный звук.
– Мама…
Инспектор оттолкнул отца и выхватил шокер.
– Не надо! – попросил отец.
Бабушка поднялась из кресла, согнулась и вытянула руки перед собой. Ее горло дергалось, надувалось и опадало, надувалось и опадало, на коже шеи и лба вылезли черные вены.
– Отойдите! – приказал инспектор.
Отец послушно отступил.
Бабушка выгнулась и выплюнула что-то размером с куриное яйцо. И почти сразу еще одно. Я свесился с крыши и разглядел. Бабушку тошнило свалянной рыжей шерстью. Влажные комки падали на доски пола.
Отец закричал.
Сейчас, перечитывая рассказ никому не известного Ф. Конрада и сопоставляя его с событиями на Бенедикте, я ясно вижу, как безжалостное будущее заглядывает к нам сквозь отверстие, проделанное излишне любопытным и острым носом, приближается, уже приблизилось. Несчастный бездарный провидец, каким непостижимым образом ты услышал эти железные шаги?
Феликс Конрад не победил в конкурсе романтической литературы, однако его рассказ все же был напечатан в любительском альманахе. Через две недели после этой публикации Мировой Совет свернул программу активного долголетия и прочие исследования в области практической евгеники. Свое решение Совет мотивировал соображениями высшей этики, однако подозреваю (не сомневаюсь), что у него были несколько иные резоны.
На сегодняшний день материалы по практической геронтологии выведены из общественного доступа, даже билет Союза журналистов и прямая протекция Штайнера не дали мне возможности их изучить. Виндж смеется, у меня нет доказательств, но сегодня я не сомневаюсь. Связь.
Апофеники и шизофреники. Безумцы, святые, провидцы, они держат лестницу Иакова слабыми и дрожащими руками, стоят по ее сторонам, в сиянии дня, в шепотах ночи.
Глава 2
Приглашение
Сильно хотелось спать. И не стоило включать комаров, я в этом окончательно убедился. Я был прав, а Костя и Кирилл не правы. А я сразу сказал: комары – это для подготовленных, для групп третьего или четвертого уровня, а здесь уровень первый. К тому
Но Кирилл настаивал, что без комаров не обойтись. Во-первых, это станет важным воспитательным моментом, уроком тем, кто злостно пренебрегает правилами безопасности и не сообщает спасателям о своих намерениях и маршрутах. Во-вторых, это не обычные трапперы, а явные искатели непознанного, например Гипербореи. Именно поэтому они осознанно не сообщили на станцию о своих планах. Именно поэтому они должны страдать, страдать.
Кирилл, старший смотритель, очень не любил искателей Гипербореи еще и потому, что некогда сам был траппером и искателем, но не Гипербореи, а чего-то неизведанно другого, несколько раз участвовал в антропологических экспедициях, два раза ломал ноги в Северных Альпах и, по его словам, бессчетное количество раз чувствовал себя дураком. Поэтому Кирилл выступал за комаров, более того, за мошку. Но сегодня дежурил я. Я мошку отверг, а с комарами кое-как согласился. Обычно я своим группам и комаров выключаю, хотя Кириллу это и не нравится.
Кирилл – старший по станции, ему двадцать восемь, и он на Путоране не первый сезон. Каждое лето прилетает сюда и дежурит два, иногда три месяца. У него обет. Десять лет назад он сам был траппером, их группа заблудилась в Патагонии, они потеряли трансмиттеры и бродили неделю по тесным однообразным долинам, питаясь муравьиными яйцами и отчаиваясь. Потом их нашли спасатели, а Кирилл дал себе клятву, что каждый год будет дежурить на спасательной станции, и с тех пор от слова своего не отступал.
Еще на станции есть Костя. Он в Патагонии не терялся, он разбил лихтер на Иокасте. Разбить лихтер надо постараться, нарочно захочешь разбить – он не разобьется, там все предусмотрено, а вот Костя сумел. Впервые в истории дальнего флота. Этим Костя прославился. И теперь сидит на станции от стыда, пережидает, когда в Академии курсы сменятся.
И я. Я спасателем два с лишним года, хорошая работа, ответственная. И природа тут богатая, водится белоклювая гагара, обитает сибирский углозуб. Путорана сейчас популярна не так, как раньше, но все равно сюда летят и зимой и летом организованные группы каждую неделю. И трапперы.
С трапперами часто возникают самые неожиданные и неподходящие проблемы.
Они поджигают лес и регулярно вываливаются из лодок.
Травятся грибным рагу.
Спорят, кто дольше задержит дыхание, теряют сознание и падают в костер.
Пренебрегают компасами и регулярно теряются.
Давятся камнями. Не знаю, зачем и как, но двое подавились, когда мы их доставили в Красноярск, врачи были удивлены.
Трапперы – самая вредная разновидность туристов, от них постоянные неприятности. Они стирают до костей ноги, среди них отмечен единственный случай стирания щек спасательным жилетом. Этот инцидент недобро прославил нашу станцию и стал поводом для насмешек других спасателей – у траппера успел развиться некроз, и после эвакуации в Красноярск щеки ему ампутировали, а потом два месяца выращивали новые. Последний раз подобный случай имел место в тысяча девятьсот девяносто шестом году, тогда, правда, до некроза не дошло.