Сорока на виселице
Шрифт:
Уистлер тут же объявил, что этот кот был наверняка искусственным. Люди на Земле слишком привыкли к кошкам, поэтому колонистов снабжают их репликами, что, по мнению Уистлера, есть зло – пространство как мусором заполняется еще и искусственной жизнью. И архетипами.
Они спорили про космических мышей и искусственных кошек, а я думал, как здесь, на Регене, можно отдохнуть. Подняться на крышу Института? Или устроить поход вокруг здания? Или сплавиться на каяках…
– Предлагаю классический журфикс, – Уистлер указал пальцем на север. – За рекой в тени каштанов. Жареная колбаса, холодное пиво, свежий хлеб, зелень, я все погрузил в ховер, можем отправляться
Мне немедленно захотелось жареной колбасы с хлебом, но виду я не подал. Мария сказала, что у нас полно книжной работы, на что Уистлер непонятно заявил, что работа любит дураков и всю ее не переделать, сколько ни старайся. Мария засмеялась и согласилась на журфикс, и мы отправились к ховеру, тут рядом.
Ховер ждал нас на нижнем стартовом столе, сапфировые половинки фонаря блестели, как поднятые надкрылья жука, на левой плоскости, нагретой солнцем, развалился Барсик, завидев нас, обрадовался, завилял хвостом, спрыгнул на решетку, провалился передними лапами между прутьев, стал выбираться и провалился задними. Застрял.
Мария и Уистлер рассмеялись, а я подумал – эта смехотворная неуклюжесть в Барсике специально заложена или так проявляется старость? И то и другое может быть. Искусственная пантера радует хозяев своей искусственной бестолковостью.
– Во дурак… – Уистлер схватил Барсика за шкуру, вытащил из решетки и закинул в кокпит ховера. – Сиди смирно!
– Мне кажется, он плохо работает, – предположила Мария. – Наверное, профилактика ему не помешает…
– Вряд ли здесь получится провести профилактику, надо везти его на Землю. Отправлю с «Дроздом»… Кстати, вы не знаете, когда он уходит?
– Как он уйдет – мы еще ничего не разгрузили, – сказала Мария. – Целые горы книг! Кому понадобились эти книги…
Я забрался на ложемент пилота.
– Этот я заказал, – признался Уистлер. – Для углубления интеллектуального измерения.
Я взялся за управление, Мария и Уистлер расположились справа, Уистлер у фонаря, Мария по центру. Барсик запрыгнул на задние ложементы, и то и дело выставлял морду между Марией и Уистлером, громко дышал и высовывал шершавый язык. Я вспомнил, что при конструировании таких животных поведенческие паттерны частенько комбинировали, так что пантера может немного вести себя как собака, ничего необычного.
Я поднял ховер со стартовой площадки, набрал милю.
Рядом с Институтом «Тощий дрозд» выглядел как шлюпка у борта морского круизного лайнера, я взял курс на север, горизонт на севере светился белой полосой.
Постепенно я набирал высоту, планируя подняться к облакам, мили на три.
Мария спросила, как продвигается работа над актуатором, Уистлер ответил, что прекрасно, а честно говоря, никак. Пока он занят технической рутиной, ждет основную группу теоретиков, когда прилетят остальные, организует мозговой штурм и что-нибудь обязательно придумает. Ему, в принципе, ясна ошибка Дель Рея, скорее и не ошибка, а шаг в сторону, его, Уистлера, задача – исправить недоразумение и вернуться на тропу, но для этого нужно мозговое усилие, а у него сейчас недостаток душевного электричества, и приближаться к актуатору без такого ресурса не стоит. Это опасно, актуатор улавливает смятение, в таком состоянии невозможно провести надлежащую калибровку.
Я осторожно покосился, пытаясь понять – шутит Уистлер или на самом деле.
– Проблема Дель Рея заключалась в том, что он видел в актуаторе машину, а это не совсем так. Актуатор – механизм лишь отчасти, он больше состояние…
Я не мог представить
– Глупый кот… – ругалась Мария. – Что лезешь…
– Увы, – сказал Уистлер. – Котов в космосе критически не хватает. Пространство заселяется мышами, летучими мышами…
Уистлер дунул Барсику в ухо, и тот убрался, сидел, вздыхал, капал слюной.
– Водные мыши есть?
Уистлер задумался, вспоминая экзомиры, в которых побывал.
– Водная мышь – это выхухоль, – сказала Мария.
Это не так.
– А ведь действительно! – обрадовался Уистлер. – Выхухоль и нутрия! Мыши существуют во всех средах! Не удивлюсь, если есть космические мыши, кстати, Уэлдон предупреждал о чем-то подобном.
Мышь Ахиллеса. Спайкер.
– Spase-mouse, smouse, что-то вроде этого… – рассуждал Уистлер.
Тундра под нами, река, по берегам низкие и плоские розовые скалы. Пляжи с черным песком давно исчезнувших вулканов. Плёсы, как на Земле.
– Как ты стала библиотекарем, расскажи? – спросил вдруг Уистлер.
– А ты как стал синхронным физиком? – поинтересовалась в ответ Мария. – Правда, что в тебя попала шаровая молния?
– Нет, – ответил Уистлер. – Не шаровая, обычная. Хорошо, рядом лесничий проходил, успел закопать. Заряд постепенно сошел, правда, землеройки за ноги покусали, но это, в сущности, мелочи.
– Землеройки? – растерянно спросила Мария.
Уистлер не удержался и рассмеялся. А я и не поверил, землеройки на людей не нападают.
– Понятно, – поморщилась Мария. – Но про молнию красиво.
– Молния в Каттлера ударяла, – сказал Уистлер. – Причем один раз на Земле, второй – на Ганимеде, а третий, кстати, здесь. У меня все было не так ослепительно…
Сейчас расскажет, и окажется ослепительно.
– Я родился на Иокасте, – рассказывал Уистлер. – Родители экзобиологи, они до сих пор там живут, составляют атлас фауны. Так вот, однажды к нам должна была прилететь с Земли моя старшая сестра Глория. Мы ждали ее корабль, а я бегал по терминалу и кричал: «Сенешал-сенешал-сенешал». Я не знал значения этого слова, никогда его не слышал, но оно мне весьма нравилось, я произносил его на разные лады – задумчиво, угрожающе, презрительно. Корабль прибыл вовремя, Глория подарила мне стеклянный пупырчатый метеорит, а за ужином рассказала, что во время вектора она познакомилась со смешным парнем, он летел дальше, на Кесслер. И этого парня звали Уго Сенешал, и он мог изображать лицом буквы алфавита. Отец посмеялся над этим совпадением, но скоро выяснилось, что такие совпадения со мной происходят постоянно. Если утром я рисовал на стене слово Quench, то в обед к нам заходил бродячий механик Вилл Станко и демонстрировал новую модель перпетуум мобиле. Если я сочинял стихи «Холодный нос. Бросок. Бросок. Связь потекла. Спасите нас. Спасите», то к вечеру сообщали, что скаут «Мецаботта» при финише вектора вышел предположительно в войд…
Я вспомнил этот случай, отец с братом обсуждали. Через пятнадцать лет после исчезновения скаут каким-то чудом вынесло в освоенную систему. Из бортового журнала стало ясно, что экипаж, оказавшись в войде, принял отчаянное решение прыгать дважды в сутки. Прежде чем записи оборвались, «Мецаботта» успел закрыть полторы тысячи векторов. Сами записи представляют собой фиксацию развивающегося безумия экипажа, приблизительно через двести векторов навигатор утратил возможность адекватного восприятия реальности и перед каждым прыжком говорил, что завтра они прибудут на Землю.