Сорока на виселице
Шрифт:
Дольше всех продержался капитан.
– Отец сразу понял…
– Синхроничность, – сказала Мария.
– Не слишком, правда, яркая, всего-навсего второго уровня. Квазипредвидение встречается достаточно часто, а у меня проявилось рано… и в навязчивой форме.
– Ход Кассандры, – уточнила Мария.
Водная мышь – это речная полевка.
– Примерно. В самых общих… чертах. Правда, Кассандра предвидела смерть Агамемнона и падение Трои, а я предвидел раздавленный ноготь… Я предвидел, и Глория ушибала о сундук большой палец, и он у нее чернел через час. Масштабы, разумеется, разные, но явление одного порядка. Мне в голову приходил
Я хотел рассказать про похожий случай, про то, как однажды мы с братом люто поругались, и я про себя пожелал ему сломать ногу, и через два часа брат ногу сломал. Под плоскостями промелькнуло озеро, похожее на грушу. Не стал рассказывать, Мария слушала Уистлера.
– Иногда это бывало весьма мучительно, – продолжал Уистлер. – В голову лезло много странного, и я начинал бояться, что это странное начнет разгонять реальность, такое случалось… Например, я вдруг совершенно мимолетно думал о падении на Иокасту метеорита и тут же приходил в ужас оттого, что это могло случиться потому, что я про это подумал. Чтобы этого не допустить, я разработал особую технику, каждую мысль следовало проработать, развернуть в подробности, поскольку давно известно, что тщательно и детально обдуманное не сбывается никогда. В результате я все глубже погружался в мир, состоящий из громад собственных фантомов и дум…
Уистлер замолчал, видимо вспоминая.
Под нами промелькнуло озеро, похожее на бабочку. Похожее на стрекозу. Если подняться повыше, миль на шесть, можно увидеть все озера вокруг, половина будет на что-то похожа.
– Постепенно мой фантомный мир начал просачиваться в настоящий… И когда мне исполнилось семь и я изобрел темноскоп, родители все-таки пригласили специалиста.
– Темноскоп? – переспросила Мария.
Темноскоп. Уистлер переделал старый телескоп, изменил фокусировку линз и доработал сами линзы, добавил несколько фильтров, после чего установил аппарат на крыше и стал изучать небо. Это помогало отвлекаться от мыслей, и порой Уистлер проводил на крыше по несколько часов. Однажды, заглянув в объектив, отец Уистлера обнаружил, что в нем не видно ни неба, ни звезд, ничего. Тогда он встревожился и стал наблюдать за тем, как его сын часами смотрит на небо, которого нет, а когда сын рассказал, что небо там есть, отец обратился к доктору.
Это была удача, доктор оказался опытным человеком, он проговорил с Уистлером полтора часа, объяснил, что к настоящим предвидениям озарения не имеют никакого отношения, заглянул в темноскоп, выслушал про смысловые цепи и подарил книгу…
Мир до сих пор заполнен книгами.
«Синхронная физика: от простого к сложному».
Мария тут же сказала, что читала такую в детстве, там на обложке дифференциальная машина и кухонная собака, я не читал. Уистлер читал. Он перечитал ее несколько раз за два дня, на третий спустился в мастерскую, настроил старый синтез-плоттер и стал конструировать.
Первым делом он построил Т-гугол – устройство по схеме из «Синхронной физики». Собственно, это была многоступенчатая трансмиссия, за счет подбора передаточных отношений время между оборотом первой шестерни и началом оборота последней было больше времени существования Вселенной. Он приладил к первичному валу мотор, Уистлеру нравилось смотреть на работу трансформатора, нравилось, как движение теряется внутри шестеренок, растворяется в механической бесконечности, замирает.
Вторым
Третью машину Уистлер придумал сам.
Отец снова испугался и снова вызвал доктора.
«Синхронная физика: от простого к сложному». На сорок седьмой странице была иллюстрация: физическая модель машины Дель Рея, разумеется, самая примитивная схема, разомкнутый октаэдр.
Модель, собранная Уистлером, была совершенно другая. В зоне ее действия запинались собаки, цветы росли причудливыми спиралями, а вода спонтанно замерзала и так же спонтанно оттаивала.
Доктор успокоил родителей и сказал, что ничего страшного не происходит, судя по всему, у мальчика определенные способности к механике и топологии, эти способности надо, безусловно, развивать. Не думали ли вы о научной карьере?
Родители Уистлера, конечно, думали. И понимали, что на Иокасте она вряд ли сложится. А значит, надо ждать до четырнадцати, до возраста, когда мальчик сможет безболезненно перенести VDM-фазу, и лишь после этого лететь на Землю. Но получилось по-другому, неожиданно и весьма удачно – через полгода в школу Уистлера устроился новый учитель.
Озеро под нами напоминало круглую рыбу.
– …прекрасный учитель. Наверное, великий. Преподавал историю и вел физический кружок, который я, само собой, посещал. Первым делом мы занялись головоломками. Он считал синхронную физику искусством, новой философией, постижением сути. И к моим предвидениям относился более чем серьезно.
Карася. А другое – кеглю.
– А сейчас? – спросил я. – Сейчас у тебя случаются предвидения?
– Нет, – ответил Уистлер. – Сейчас перегрузка, сейчас ничего не чувствую. Но у меня в команде есть Ковач, он занимается топологией и может угадать семь из десяти еще не загаданных чисел – это абсолютный рекорд…
Уистлер рассказывал про Ковача, тот отличается не только успехами в синхронной физике, но и огромными размерами и необычайной силой, в частности, он легко плющит кокосовый орех.
– Ковач должен вот-вот прилететь, вы удивитесь, когда увидите его, он может висеть восемь минут на левой руке. У него случается… Правда, он обычно предвидит меню в столовой, но сущностной разницы нет…
Я оглянулся. Мария спала. Уистлер рассказывал про Ковача. Ховер шел над тундрой. От Института мы отлетели километров на пятьдесят, внизу лениво текла река, кое-где сквозь похудевшие облака пробивалось солнце, золотые столбы, похожие на световые смерчи, подпирали небо, очень красиво, некоторые наискосок, некоторые вертикально. Столбы заинтересовали и Уистлера, он замолчал и задумался. Я взял чуть восточнее и направил ховер на солнечную колонну. Автоматика поляризовала фонарь, я приказал отменить, ховер влетел в солнечный вихрь.
Воздух в кокпите наполнился светом. Сапфир словно усилил его, разбил на отдельные лучи, они отражались от гладких поверхностей, снова отражались, перекрещивались, все вокруг нас сияло и вспыхивало искрами.
Барсик неодобрительно зарычал.
Мы вышли из вихря, у меня перед глазами продолжало плескаться и вращаться золото.
– Ты понял?! – взволнованно спросил Уистлер. – Понял?!
– Что?
Уистлер сдул с ладони солнечную пыль.
– Атланты! Теперь ясно, как они придумали атлантов!