Сосед будет сверху
Шрифт:
— Вкусно, — вру я, а Дантес снова усмехается.
Он просит позвать нашу официантку и предоставляет мне выбор: лосось, говядина или курица.
— Удиви меня, — отвечаю я.
Боги, я что, флиртую?
Он кивает и делает заказ за меня. Из его рта будто заклинания на латыни вылетают — не понимаю всех этих вычурных названий блюд.
— Итак, Александра Сергеевна или просто Алекс, — заговаривает голубоглазый мудак, собственно, не ответив ни на один мой вопрос. — Мы уже выяснили, что ты выгуливаешь
Эм-м, что? А это он откуда взял?
Я стреляю в него взглядом, но Дантес рикошетом отбивает мой в сторону облизывающихся на него Офелий все за тем же соседним столом. Представляю их всех на ОКД* в шлейках и на поводках и становится чуть веселее.
— И откуда ты такая взялась? Расскажи… ну, я не знаю, на кого ты учишься, например? Или, может, ты из тех, кто в творческом поиске? Это ведь модно сейчас.
— Я… я бросила универ, чтобы поступить в кулинарное.
И работать здесь — но об этом я молчу, чтобы не выглядеть глупо.
— Значит, с выбором кухарки я не прогадал. Меня будет обслуживать восходящая звезда поварского дела. — Я морщусь на слове «обслуживать», потому что мой мозг работает неправильно, реагируя слишком ярко на подобные заявления мудака. — Как ты попала к Робертовне? Я знаю, что она очень придирчива к персоналу. У нас дважды охранников увольняли из-за ее жалоб.
— Мой дед хорошо с ней знаком. — Видимо, вино, которое я жадно поглощаю, развязывает язык. — Они по молодости дружили. Он помог мне, но, скорее всего, чтобы я наконец съехала и не мешала ему слушать этот его ужасный рок.
— О, нет-нет, даже не смей так говорить про святую музыку.
Ох, я и забыла, что у нас здесь эстет.
— Согласна, лучше слушать этот ужас, чем то, как ты…
Черт. Кусаю язык и делаю еще глоток. Хватит откровений, я и так сказала в три раза больше, чем он о себе. Хватаю вилку с ножом, в тайне надеясь, что сделала это правильно, и нападаю на что-то безумно вкусное, похожее на рулетики с уткой в брусничном соусе. На самом деле, я голодная как волк!
Жую, аж причмокивая, и прикрываю глаза, но тут же давлюсь и начинаю кашлять, когда под столом меня касаются ногой. Я смотрю на Дантеса, а он будто бы и не причем. Мне же не могло показаться во второй раз?
А что, если он случайно? Или, может, думает, что это ножка стола? Черт.
Я решаюсь озвучить вопрос, как раз когда к нам подходит незнакомая дамочка (ну как незнакомая, одна из тех, что пялились на него) и начинает рассказывать, как им с подругой повезло встретить его. Болтает что-то еще, но я откладываю приборы и в упор смотрю на этих двоих.
Я здесь что, вместо стены?
Злость закипает во мне быстрее, чем вода на индукционной варочной панели. Эта овца откровенно снимает Дантеса прямо у меня на глазах, ведет плечом, чуть наклоняясь к нему. А я, поддавшись порыву, откидываюсь на стул и сбрасываю кроссовку под столом, чтобы пробежать пальчиками вверх по его ноге. Хорошо, что столы закрыты длинной скатертью и со стороны незаметно,
Господи, что я творю?
Спихиваю все на полбокала вина и утреннее перевозбуждение. Или я просто хочу сорвать ему очередной секс! Да, конечно! Мне нравится, очень нравится спать в тишине — вот и все. Мои умозаключения придают мне сил, поэтому я не спеша веду ногой по внутренней стороне его бедра, спотыкаясь о плотную ткань джинс и… Твою мать, да у него стоит!
— Извините, мне нужно в уборную, — бормочу и сбегаю в не до конца надетой кроссовке.
Зачем ускоряю шаг, даже не знаю. Вполне вероятно ведь, что его младший поднялся на силиконовые буфера, а не на меня.
Вот только от этого не легче. Я распахиваю дверь в туалетную комнату и открываю кран, чтобы обрызгать себя с ног до головы ледяной водой. Кажется, я играю в слишком взрослые игры, которые мне не под силу. Слишком много на себя беру. В моей жизни и поз-то было от силы три. Большинство постельных развлечений я знаю лишь в теории, а оргазм у меня случался чаще с рукой, чем с парнями. Их, кстати, тоже было всего два, и с одним из них я провстречалась три года из своих девятнадцати. Второй был случайностью, впрочем, как и…
Сердце пропускает удар, когда в отражении зеркала я вижу, как открывается и закрывается дверь — входит он.
— Тебе нельзя… здесь…
Горло першит, язык не слушается, а сама я пячусь спиной вдоль раковин. Дантес щелкает замком, и от этого звука у меня сдают нервы — я кусаю губу почти до крови.
— Это общая уборная, — хрипит в тишине его голос, пока он наступает.
— Тебе нельзя… я не-не хотела, я…
— Ты первая это начала, — шепчет он, прижимая меня к каменной тумбе, затем хватает и опускает мою руку на твердую ширинку.
Поздравляю тебя, идиотка! — орет внутренний голос. — У Мудака с красивыми глазами стояк, и он явно голодный в самом сексуальном смысле, а дверь заперта!
Интересно, если я буду орать, что меня насилуют, хоть кто-нибудь отреагирует с тем, как ему облизывают здесь зад?
— Если ты и будешь орать, то совсем не это, — рычит мне на ухо, а я злюсь, что опять говорила вслух.
— Дай угадаю, ты и здесь работал… официантом, например? Поэтому все так любезны с тобой?
Я говорю, задыхаясь после каждого слова, будто пробежала марафон. В гору. С препятствиями, блять! Дантес ведет носом вдоль моей скулы, зарывается в волосы и прикусывает где-то за ухом, отчего я невольно распахиваю губы и еле сдерживаю рвущийся наружу стон.
— Нет, не угадала, — мурлычет, пока я растекаюсь в его запахе, который окружает со всех сторон. — Я подменял бармена и знаком с хозяином. Меня любят, просто потому что я хорошо лажу с людьми.
— Не заметила, — выдыхаю ему в шею, когда грубые пальцы стискивают мою талию под футболкой.