Сотая бусина
Шрифт:
Нет, это был не боггарт, абсолютно незримый и безвредный без накинутой на себя чужой личины. Это была лишь завеса, скрывающая маленькую фигурку, нечетким силуэтом сейчас висящую в задымленном угарном мраке.
– Дух этого дома, призываю тебя долгом твоим, скрепленным ключом и тремя словами клятвы: явись пред своей хозяйкой. Явись... Груша, Грушенька. Ты меня слышишь?
– завеса задергалась, как пловец, решивший дать в воде задний ход, но осталась на месте и, мало того, потихоньку начала всасываться, вбираться в саму себя, в ту самую маленькую
– Груша!
– рванула я к ней сквозь клочья смрада. Домовиха открыла глаза, и уставилась ими в потолок:
– Я не смогла, хозяйка.
– Что ты не смогла?
– бухнулась я перед ней на колени.
– Причинить тебе боль... О-ох, - вмиг обмякло ее тельце, позволив повернуть ко мне голову.
– Я очень долго боролась, но, он - сильнее меня, хозяйка.
– Кто, 'он', Груша? Кто тебя сильнее? С кем ты боролась? Кто заставлял тебя творить все это зло?.. Говори!
– домовиха вздрогнула от моего крика и, тихо заскулив, свернулась на полу калачиком.
– Ну, как ты не понимаешь, если я не буду знать, то не смогу тебя защитить.
– Грундильда сама должна защищать свой дом. Грундильда старалась, но не выдержала. Он...
– приподнялась она на локте и заглянула мне в глаза.
– Он меня мучил. Он заставлял меня...
– испуганно прихлопнула кроха ладошкой рот.
– Что он тебя заставлял?
– Я не могу сказать, хозяйка, - сквозь пальцы промычала она.
– У духов есть свои законы. И мои заставляют меня молчать.
– Как это, 'молчать'?
– сузила я глаза.
– Ты будешь молчать, он будет тебя мучить, а закончится все тем, что ты окончательно свихнешься и Ветран тебя, как бешеного боггарта прибьет? Груша, надо искать выход. Я уверена, что вместе мы его обязательно найдем.
– Грундильда уже нашла... выход, хозяйка.
– Груша, ты это брось, - дернулась я к ней от нахлынувшего недоброго предчувствия. Но, было уже безнадежно поздно - домовиха растаяла, оставив на половых досках лишь искры своей древней магии...
Тихо-тихо вокруг. Мама только ушла по своим делам и даже хлопнула дверью, чтоб я для себя уяснила - разговор окончен. И грустно. Грустно не оттого, что горло болит - сама виновата. А оттого, что на улицу нельзя. А там идет снег. Огромными хлопьями падает на дорожки и деревья в саду. Это я так себе представляю. Потому что в жизни своей снега еще ни разу не видела. А тут такое... горе.
– Настёна...
– Чего тебе?
– шмыгаю носом в сторону края кровати, у которого замерла сейчас домовиха.
– Не видишь, я болею? Или домовые соплей не боятся?
– Домовые ничего не боятся, - гордо вздергивает тетушкин раздвоенный подбородок Груша, а потом шепотом добавляет.
– Смотри, что я тебе принесла.
– Это что? Это... снег?
– рывком подскакиваю я на постели, сдернув с себя все одеяла разом.
–
Домовые ничего не боятся... Бедная моя кроха. Маленький, преданный дух, которого я не уберегла. И все из-за какой то сволочи, не преминувшей воспользоваться... С грохотом в маленькое темное пространство вонзился косой луч, который, мгновением позже отрезала собой тень, упавшая прямо на меня. 'Да нет, тени так больно не падают', - но, об этом я подумала позже, во всю 'наслаждаясь' новым грохотом, уже значительно ближе.
– Да, какого ахирантеса?!
– Анастэйс?
– донельзя удивленный голос откуда-то напротив, секунду подумав, добавил.
– Тогда, за что?
– За что?!
– теперь уже удивилась я, причем, собственным коленям, торчащим прямо перед носом и, наконец, пустила к потолку погреба световой шар.
– Ты отдавил мне ноги, опрокинул в отсек с картошкой и еще удивляешься, за что?.. Скажи спасибо, что с одной руки тебя откинула.
– Ну, спасибо... тогда, - буркнул, как мне показалось, без особого энтузиазма Ветран, а последующее за этим чавканье и хруст навели уж совсем на нехорошие подозрения. Когда же, ко всему прочему моего припертого к коленям носа достиг тяжелый ягодный аромат...
– Мать моя, Ибельмания!
– суматошно заерзала я в тщетных попытках выбраться из глубокого отсека.
– Да что там такое?.. Помоги же мне!
– А, может, не стоит?
– проблеял, свесившийся вниз Зеня, и по выражению на его морде я поняла - еще как стоит:
– К чему вообще было не глядя сюда нырять? Хоть бы поинтересовались вначале, нет ли в живых кого внизу... пока живых?
– Да мы тебя по всему дому обыскались!
– обиженно выдал кот.
– Бегали туда - сюда, во дворе и в саду проверили, пока не услышали из погреба подвывания. Вот Ветран и... нырнул.
– Подвывания? Да я и не выла вовсе, а...
– яркой вспышкой последнего события, затмило, вмиг, все мои теперешние нелепые переживания.
– Ветран?..
– Я сейчас. Держись, - и по протянутым ко мне рукам я поняла, чем мужчина так был только что занят.
– В чем ты? В варенье?
– уже другим, совершенно спокойным тоном спросила я.
– Угу, - не дожидаясь, ухватил он меня за запястья и выдернул, наконец, из картофельной ловушки.
Да, факт полного погребного разгрома был на лицо. Да и на лице Ветрана тоже. И на его рубашке, украшенной густыми ягодными лепешками вперемешку со следами от обтираемых рук, и на единственных штанах, которым досталось изобильнее всего тетушкиной 'земляничной отрады'.
– Вылазь, - философски вздохнув, заявила я.
– Зачем?
– не надеясь на такой легкий исход, уточнил мужчина.
– Чистить тебя буду.
– Ветран, не верь ей. Когда она мне в последний раз так говорила, я потом в корыте оказался... С кипятком!
– выкрикнул умник и на всякий случай, сиганул от лаза.