Сотая бусина

Саринова Елена

– Анастэйс, это не только моя тайна.

– Значит, правды мы от тебя не услышим?

– Стася, погоди, - видя такой оборот, прыгнул между нами умник.
– А может, действительно, хватит с него и слова? А-а?

– Слова вруна?
– вперила я взгляд теперь уже в полосатого дипломата.
– И ты ему готов опять поверить? Он пришел сюда, весь сплошь увешанный тайнами, с полученным накануне магическим ожогом. Бродит по ночам вокруг нашего дома, прячет оружие против нечисти и владеет 'третьим глазом(2)', а ты собираешься и дальше дрыхнуть в неведении?

– Так он и хочет дать нам свое слово, потому что не желает больше врать. Так ведь, Ветран?
– задрал голову

Зеня к стоящему безмолвно мужчине.

– Да. Именно так, - хмуро подтвердил тот.
– Анастэйс...

– Ах, вот оно, значит, как?! Да знаете что, мне, в таком случае, действительно хватит одного лишь слова. Слова, что, когда я сюда вернусь, тебя, уважаемый музейный работник, в этом доме уже не будет. И под нашим забором тоже. Я проверю, - ткнула я угрожающим перстом в воздух.
– Ты меня понял?

– Куда ты собралась?
– вскинул глаза встрепенувшийся, вдруг, Ветран.

– Уже не твое дело, - уперла я руки в бока. Вот наглец!

– Анастэйс, ты одна никуда не пойдешь!

– Может, объяснишь, почему?

– Да что же ты такое...!
– с почти звериным отчаянием взревел мужчина.
– Не пойдешь и все!

– Так попробуй меня остановить!
– окрысилась я не менее впечатляюще и, не желая дожидаться самой пробы, черканула в воздухе нужный знак.
– Уходи, Ветран. Видеть тебя больше не желаю.

– Стася, не дури!
– запоздало мявкнул в гулкий подвал умник...

Ночь, по-деревенски тихая и звездная, скрашенная лишь окраинным собачьим лаем да еще распевающимися сверчками, тут же остудила мой пыл, обдав холодным августовским дыханием горящие щеки. Я глубоко выдохнула, потом зябко передернула плечами и огляделась... Да, в таком настроении, отрадно, что на местный погост сама себя не закинула.

– А-а, что уж там - дурить, так дурить с душой!
– и решительно направилась из самого центра старой площади, подсвеченной сейчас одиноким фонарем, к ответвляющейся узким рукавом улочке.

Улица сравнение свое вполне оправдывала, и, почти по прямой вывела меня вскоре в нужное место, освещенное сейчас не в пример ярче всего остального Мэзонружа. И не в пример ему же здесь сейчас было веселее. Об этом свидетельствовали радостный гомон, разносящийся через распахнутые настежь окна таверны и криво приткнутый к ее коновязи знакомый уже балаганный фургон... Насобирали, все-таки, артисты себе на жизнь, потому что хозяин 'Лишнего зуба', это я точно знаю, в долг да еще перекатных(3), угощать ни за что не станет... А еще я знаю, что по вторникам и пятницам здесь обитается моя давняя приятельница, пылкая художница Алена - еще одна наша деревенская достопримечательность, наравне с полубожественной Гелией, вечно битым Аргусом и самой длинной в стране пожарной каланчой. 'А что у нас сегодня?.. Вторник', - не весело усмехнувшись, потянула я на себя массивную дверь и окунулась в местную светскую жизнь.

Светская, это, конечно, очень громко заявлено, да только в 'Лишнем зубе' публика действительно сильно разнится с той, что торчит сейчас в трех подобных заведениях Мэзонружа. А 'богемной' ее сама Алена окрестила. Ей-то уж есть с чем сравнивать. Потому что, не смотря на молодой, даже по магическим меркам, возраст, знает многое и, в отличие от нашего непризнанного поэта известностью и деньгами не обижена. Хотя, есть между ними и общее - оба любят наши унавоженные просторы исключительно ради искусства. Правда, я опасаюсь, любовью односторонней, поскольку, что у поэта стихи здесь выходят корявые, что у нашей художницы - сплошной, как говорит умник, 'деревенский абстракционизм'. Зато, для души. За деньги то

Алена в другом стиле лабает - реалистичном.

Сейчас же, в 'Лишнем зубе', на угловом помосте (еще одно отличие данного заведения) лабал Аргус и пока лишь на своей поношеной лютне. А внимали ему все остальные, из которых часть мне лично была совсем не знакома. Однако узнаваема по плохо смытому, а местами так просто размазанному балаганному гриму на 'одухотворенных' физиономиях.

– Стася, хобий натюрморт!
– громогласно прокричала из своего каминного угла Алена и подскочила со стула.
– Давай к нам!
– художница сегодня единственным здесь цветком грелась в лучах мужского внимания, однако, судя по ее равнооценивающим взглядам, кому из сотрапезников отдать предпочтение, еще не решила.
– Наконец-то ты навела на своей голове порядок, - развернула она заинтересованные взоры всех присутствующих в мою сторону.
– Теперь можно тебя и писать. Кстати, знакомься - это артисты из Ежина. Выступали на крестинах у внука либрянского главы, но в обратной дороге поиздержались и... задержались, - понимающе хихикнула девушка.
– А это наша Стася, грозная магичка и большой авторитет в области мыловарения. Что такое мыловарение, знаешь?
– склонила она свою, тоже коротко стриженную, но совершенно чернильную головку к ближайшему соседу и сфокусировала на нем карий взгляд.
– Хотя... думаю, нет. А-а, не важно... Стася, танцевать будем? Я уже готова!

– А я - еще нет, - плюхаясь на стул, поставила я в известность художницу и приняла от разносчицы свой любимый темный эль.

– Так чего же мы ждем?!
– призывно завопила в ответ, вновь подскочившая с чаркой в руке Алена.

– Вдохновения!!!
– взорвался маленький зал самым часто оглашаемым здесь тостом, после которого застолье для меня приобрело уже новый смысл...

Это вообще большое заблуждение, считать, что вдохновение - 'многокрылая птица(4)' лишь представителей искусства. На самом деле, в нем нуждаются все вокруг. И селянин, решивший в этом году посадить не пресную репу, а джингарские дыни, и рыбак, в порядке смелого эксперимента связавший сеть с более крупными ячеями и даже моя соседка, тетка Тиристина, тянущая свою корову к кусту смородницы... Что же касается посетителей 'Лишнего зуба', то здесь бывали люди разные, имеющие отношение к разным же ремеслам, потому что, как говорит мой отец, а уж он-то точно это знает: 'Качественная работа не приемлет вмешательства магии, потому что она сродни лишь истинному искусству'. Эко меня отнесло...

– Здравствуйте, - тут же приложило обратно...
– Анастэйс, можно тебя?

– Да как ты меня нашел?.. Да что ты здесь вообще... Какого ахирантеса ты сюда приперся?
– закончила я свою сбивчивую речь уже на пустом крыльце и первым делом выдернула руку из сжатой ладони Ветрана.

– Логически вычислил, - сухо бросил он ответом лишь на один из трех вопросов.
– Анастэйс, как ни крути, а нам придется с тобой договариваться.

– Договариваться?
– возмущенно прошипела я.
– О чем нам с тобой договариваться? У тебя своя жизнь и свои тайны, а у меня своя...

– ... и свои тайны, - закончил, вдруг, мужчина и внимательно посмотрел мне в глаза.
– И еще не известно, чьи опаснее для их обладателя.

– Ну, ты и...
– застряло у меня в горле выразительное ругательство, хотя взгляд, я думаю, был не в пример красноречивым.
– Это что, шантаж?

– Шантаж?
– с досадой повторил Ветран.
– Нет, Анастэйс. Это попытка убедить тебя в том, что я не хочу вам зла, а наоборот, пытаюсь уберечь. И поэтому мне очень важно всегда находиться рядом.