Советская поэзия. Том второй

Коллектив авторов

‹1963›

ЮННА МОРИЦ^{214}

(Род. в 1937 г.)

РОЖДЕНИЕ КРЫЛА

Все тело с ночи лихорадило, Температура — сорок два. А наверху летали молнии И шли впритирку жернова. Я уменьшалась, как в подсвечнике. Как дичь, приконченная влет. И кто-то мой хребет разламывал, Как дворники ломают лед. Приехал лекарь в сером ватнике, Когда порядком рассвело. Откинул тряпки раскаленные, И все увидели крыло. А лекарь тихо вымыл перышки, Росток покрепче завязал, Спросил чего-нибудь горячего И в утешение сказал: — Как зуб, прорезалось крыло, Торчит, молочное, из мякоти. О господи, довольно плакати! С крылом не так уж тяжело.

‹1964›

ЮЖНЫЙ РЫНОК

Инжир, гранаты, виноград — Слова бурлят в стихах и прозе. Кавказа чувственный заряд Преобладает

в их глюкозе. Корыта, ведра и тазы Они коробят и вздувают, Терзают негой наш язык И нити мыслей обрывают! Прекрасны фруктов имена! Господь назвал их и развесил В те золотые времена, Когда он молод был и весел, И образ плавал в кипятке Садов Урарту и Тавриды, Одушевляя в языке Еще не изданные виды. А ветры шлепали доской, Тепло с прохладой чередуя В его скульптурной мастерской. Серьезный ангел, в пламя дуя, Хозяйство вел. Из образцов Готовил пищу. Пили кофе. А всякий быт в конце концов Враждебен мыслям о Голгофе. Я это знаю по себе, По гнету собственных корзинок. Я это знаю по ходьбе На рынок, черный от грузинок, Влачащих овощ на горбе.

‹1966›

АНТИЧНАЯ КАРТИНА

Славно жить в Гиперборее, Где родился Аполлон, Там в лесу гуляют феи, Дует ветер аквилон. Спит на шее у коровы Колокольчик тишины, Нити мыслей так суровы, Так незримы и нежны. Толстоногую пастушку Уложил в траву Сатир. Как ребенок погремушку, Он за грудь ее схватил. А в груди гремит осколок Темно-красного стекла. А вблизи дымит поселок, Ест теленка из котла. Земляничная рассада У Сатира в бороде, И в глазах не видно взгляда, Он — никто, и он — нигде. Он извилистой рукою Раздвигает юбок стружки, Пустотою плутовскою Развлекая плоть пастушки. А она пылает чудно Телом, выполненным складно. Все творится обоюдно, — То им жарко, то прохладно. А корова золотая Разрывает паутину, Колокольчиком болтая, Чтоб озвучить всю картину.

‹1973›

* * *

В серебряном столбе Рождественского снега Отправимся к себе На поиски ночлега, Носком одной ноги Толкнем другую в пятку И снимем сапоги, Не повредив заплатку. В кофейнике шурша, Гадательный напиток Напомнит, что душа — Не мера, а избыток И что талант — не смесь Всего, что любят люди, А худшее, что есть, И лучшее, что будет.

‹1970›

О ЖИЗНИ, О ЖИЗНИ И ТОЛЬКО О НЕЙ!

О жизни, о жизни — о чем же другом? — Поет до упаду поэт. Ведь нет ничего, кроме жизни, кругом, Да-да, чего нет — того нет! О жизни, о жизни — о, чтоб мне сгореть! — О ней, до скончания дней! Ведь не на что больше поэту смотреть — Всех доводов этот сильней! О жизни, о ней лишь, — да что говорить! Не надо над жизнью парить? Но если задуматься, можно сдуреть — Ведь не над чем больше парить! О жизни, где нам суждено обитать! Не надо над жизнью витать? Когда не поэты, то кто же на это Согласен — парить и витать? О жизни, о жизни — о чем же другом? — Поет до упаду поэт. Ведь нет ничего, кроме жизни, кругом, Да-да, чего нет — того нет! О жизни, голубчик, — сомненья рассей: Поэт — не такой фарисей! О жизни, голубчик, твоей и своей И вообще обо всей! О жизни, — о ней лишь! — а если порой Он роется: что же за ней? — Так ты ему яму, голубчик, не рой, От злости к нему не черней, А будь благодарен поэту, как я, Что участь его — не твоя: За шторами жизни — такие края, Где нету поэту житья! Но только о жизни, о жизни — заметь! — Поэт до упаду поет. А это, голубчик, ведь надо уметь — Не каждому бог и дает! А это, голубчик, ведь надо иметь, Да-да, чего нет — того нет! О жизни, о ней, не ломая комедь, Поет до упаду поэт. О жизни, о жизни — и только о ней, О ней, до скончания дней! Ведь не на что больше поэту смотреть И не над чем больше парить!

‹1975›

ВЛАДИМИР ФИРСОВ^{215}

(Род. в 1937 г.)

* * *

В моей крови гудит набат веков, Набат побед и горьких потрясений! И знаю я — до смерти далеко. И вновь зову веселье в час весенний… Бывает так, что белый свет не мил. Но вот В полях последний лед растаял. И я окно распахиваю в мир И календарь моей весны листаю… В тот календарь, Что весь пропах листвой, Характер вписан строчкой голубою. В характере моем — И озорство, И выдержка солдата перед боем… Я слышу — Соловьи росу клюют. И солнце поднимается все выше. За сотни верст Я в это утро слышу: Опять на взгорье петухи поют. За сотни верст… Идут девчата вновь Встречать зарю, что встанет над деревней. О, как у них течет по жилам кровь! Точь-в-точь как сок по молодым деревьям. Идет весна! И, душу веселя, Зеркальными играет лемехами. И весело Вращается Земля — С девчатами, С ручьями, С

петухами!

‹1963›

ПАМЯТИ СЕРГЕЯ ЕСЕНИНА

Проходят годы, как проходит лето… Пылит заря рябиновой пыльцой. И падают в холодные рассветы Листы берез, омытые росой. И на душе печально и тоскливо. Наверно, оттого, Что над рекой Одна, как прежде, остается ива С невысказанной вечною тоской. По ком она печалится, тоскует? Что снится ей, когда темным-темно?… Река молчит. Кукушка не кукует. И журавли отчалили давно. Тоскует ива И к земле клонится, Все ищет что-то, глядя в тишину. И не с кем ей печалью поделиться, И не с кем ждать далекую весну. И так всегда. Проходит год за годом. Столетия вот так же протекли. И неизменно Русская природа Хранит печаль тоскующей земли. Печаль По всем скорбящим И ушедшим В безвестную рябиновую даль… Как не понять, о чем береза шепчет, — Ей тоже не с кем разделить печаль. Как не понять, о чем леса тоскуют, О чем молчит холодная река?! Но не найти мне родину другую, Где бы печаль Была вот так легка. Легка, Как лист, сорвавшийся с березы, Чиста, Как синь росинок на листах. И не беда, Что я роняю слезы, Невидимые в дальних городах.

‹1964›

ПЕРВЫЙ УЧИТЕЛЬ

Памяти А. А. Коваленкова

Я помню сожженные села И после победного дня Пустую, Холодную школу, Где четверо, кроме меня. Где нам однорукий учитель Рассказывал про Сталинград… Я помню Поношенный китель И пятна — следы от наград. Он жил одиноко, при школе. И в класс приходил налегке. И медленно Левой рукою Слова Выводил На доске. Мелок под рукою крошился. Учитель не мог нам сказать, Что заново с нами Учился Умению ровно писать. Ему мы во всем подражали, Таков был ребячий закон. И пусть мы неровно писали, Зато мы писали, как он. Зато из рассказов недлинных Под шорох осенней листвы Мы знали Про взятье Берлина И про оборону Москвы. В том самом году сорок пятом Он как-то однажды сказал: — Любите Отчизну, ребята. — И вдаль, за окно, указал. Дымок от землянок лучился Жестокой печалью земли. — Все это, ребята, Отчизна. Ее мы в бою сберегли… И слово заветное это Я множество раз выводил. И столько душевного света Я в буквах его находил. А после — Поношенный китель Я помню, как злую судьбу. Лежал в нем Мой первый учитель В некрашеном светлом гробу. Ушел, говорили, до срока, Все беды теперь — позади. Рука его Так одиноко Лежала на впалой груди! И женщины громко рыдали. И помню, как кто-то сказал: — Медалей-то, бабы, медалей! Ить он никогда не казал… Могилу землей закидали. И после В военкомат Огромную пригоршню сдали Достойных солдата наград. Мой первый учитель! Не вправе Забыть о тебе никогда. Пусть жил ты и умер — не в славе, Ты с нами идешь сквозь года. Тебе я обязан тем кровным, Тем чувством, что ровня судьбе. И почерком этим неровным Я тоже обязан тебе. Тебе я обязан Всем чистым, Всем светлым, Что есть на земле, И думой о судьбах Отчизны, Что нес ты на светлом челе!

‹1971›

ОЛЬГА ФОКИНА^{216}

(Род. в 1937 г.)

РОДИНА

Простые звуки родины моей: Реки неугомонной бормотанье Да гулкое лесное кукованье Под шорох созревающих полей. Простые краски северных широт: Румяный клевер, лен голубоватый, И солнца блеск, немного виноватый, И — облака, плывущие вразброд. Плывут неторопливо, словно ждут, Что я рванусь за ними, как когда-то… Но мне, теперь не меньше их крылатой, Мне все равно, куда они плывут. Мне все равно, какую из земель Они с высот лазурных облюбуют, Какие океаны околдуют И соберут их звонкую капель. Сижу одна на милом берегу, Варю уху на старом пепелище, И радость ходит по душе и брызжет, Как этот кипяток по чугунку. Другим, без сожаленья, отдаю Иных земель занятные картинки. …И падают веселые дождинки На голову счастливую мою.

УТРЕННЯЯ ПЕСЕНКА

Полон тайной новизны, Ветер в окна заплеснулся И качнул, как лодку, сны, И заснул, а ты- проснулся, Ты проснулся, ты проснулся, Полон тайной новизны. Ты глядишь, рассвету рад, Как подарку в день рожденья. Даже птицы все подряд Поздравляют с пробужденьем. — С пробужденьем, с пробужденьем! — Даже птицы говорят. И, внезапно озарен, Ты встаешь с мечтой о чуде. Мир звенит со всех сторон. — Чудо будет! Чудо будет! — Чудо будет, чудо будет, — Мир звенит со всех сторон. У тебя над головой Много солнца, много сини. Пляшет, пляшет, как живой, Хлеб на дне твоей корзины. Хлеб на дне твоей корзины Пляшет, пляшет, как живой. Пусть корзина глубока, Как и хлеб, она сгодится, Потому что далека Путь-дорога до Жар-птицы, До Жар-птицы, до Жар-птицы Путь-дорога далека!