Советская поэзия. Том второй

Коллектив авторов

‹1961›

РАЗДУМИЯ

То ли, торопясь, меня торопит Прожитых годов нелегкий опыт? То ли пройденных дорог наказ Слышу каждый день и каждый час? То ли жизнь настойчиво, как мать, — Та, которую хочу понять, — Говорит мне: «Счастья ты просила — Так ищи его, ищи всегда!» То ли в сердце иссякает сила, Будто в тихом родничке вода: Никого не напоив как следует, Высохла, — никто о ней не ведает? Но приказ: «Трудись!» — во всем мне слышится. Оттого-то мне так жадно пишется! Я упорно буду рыть иглою Землю, а живой родник открою! Если я увижу, что не светится Пламя счастья в сердце у меня, Вспыхну я сама — и всем, кто встретится, Буду я источником огня! Отниму могущество у слова, У не угасающей звезды, У

горы, у гордой той гряды, Что, как мой отец, седоголова, У речной стремительной воды, Что блестит, трепещет каплей каждою… Я томлюсь такой же светлой жаждою, Как пустыня, ждущая канала. Кажется: такую мощь познала, Что поднять легко мне шар земной. О чудесном космосе наука Породнила так меня с Луной, Что Луну, как внучку или внука, Будто мне планеты — дом родной, Я возьму да посажу на плечи! Дорог сердцу голос человечий, Я беру слова у всех людей — Капельки сливаются в ручей И становятся судьбой народной. Из ручья я пью и отдаю Каждому по капле жизнь мою, Чтобы не была земля бесплодной, Вольно дышится, когда пою, Жадно пишется в родном краю! То парю я над страной, как птица, То свой мед коплю я, как пчела. И покуда сердце будет биться, Для людей готова я трудиться, И не скажет сердце: «Жизнь прошла…»

‹1965›

НЕ ОТНИМАЙТЕ У МЕНЯ ПЕРА!

«Когда-нибудь у вас я украду Перо». Вы мне сказали это в шутку, Но в шутке вашей слышу я беду, Грозящую и сердцу и рассудку. Не отнимайте у меня пера, Не делайте меня глухонемою! Другого много у меня добра, Возьмите все, свой выкуп я утрою, — Не отнимайте у меня пера! Я не Хафиз, и я дарить не буду Вам города! Поэзию мою И пламень сердца вам я отдаю, Чтобы для вас он запылал повсюду. Как любящая, верная сестра, Я посвящу вам ночи и утра, Исполнить вашу волю я готова, Но только мне мое оставьте слово, Не отнимайте у меня пера! Не хватит хлопка вам? Я хлопком стану. Зерна не хватит? Стану я зерном. Болеть начнете? Исцелю я рану. Настанет праздник? Разольюсь вином. Я воспою ваш путь нелегкий, правый, Я расскажу, как ваша мысль остра, Я стану летописцем вашей славы, Я опишу ваш подвиг величавый, — Не отнимайте у меня пера! Мое служенье вам — стихосложенье. Перед родным народом я в долгу, — Так дети пусть продлят мое служенье, Когда перо держать я не смогу. Я счастьем насладилась небывалым, — Я присягнула детям и перу. Когда без них останусь — я умру, Мое лицо закройте покрывалом, Но если вы хотите мне добра, — Не отнимайте у меня пера!

‹1968›

НАПРАСНО ПРОЖИТЫЕ МГНОВЕНЬЯ ДАВЯТ…

На небесах, на суше, в океане — Повсюду жизнь… Шумит ее родник. И, совершая нужное деянье, Мы сами украшаем каждый миг. А день, который бесполезно прожит, В ночной тиши нас тяготит и гложет. Ну, что ж, пусть гложет!.. Выдержим и это! Без недовольства ведь и жизни нет. Не будет мрака — не оценим света, Не обойтись без горестей и бед… Лишь пустота — смертельна для поэта!

‹1974›

ГОДЫ, ГОД Ы…

Вот и осень моя убывает. Зимний холод сжигает меня. Я не знала, что холод бывает Ненасытней любого огня. В дни, когда моя жизнь пламенела, Разве знала подобную боль? Белый иней ложится на тело, Как на рану открытую соль. Я с холодной зимой в поединке, Плачу, слезы мои не текут, — Превращаются в острые льдинки И лицо постаревшее жгут. Годы, годы… И я содрогаюсь, Как побитая градом листва. Неужели я с жизнью прощаюсь И душа моя тлеет едва? Или все мне приснилось в больнице, И цветут за окошком сады, И со мной никогда не случится Этой самой последней беды? Ах, больничная белая койка, И озноб, и тоска… Все равно, Хоть и сердце не камень, а стойко Эту боль перетерпит оно.

‹1974›

ДМИТРИЙ КОВАЛЕВ^{39}

(1915–1977)

* * *

Все обо всем. О мировой судьбе. О будущем. Да с пышным караваем. А что мы знаем сами о себе? Себя мы от самих себя скрываем. Как

смею жить, не разорвав кольца, С не усыпленной совестью и с жаждой?… Сказать хотя б себе, но до конца, Чтоб, вздрогнув, о себе подумал каждый.

* * *

Песок остылый, бледный, с пятнами следа. Плывущая широко рдяная вода. Сердца листвы кувшинок с золотым окном. Туман зари с береговым огнем. Стога, как хаты, крытые соломой, — По пояс в белом. Конь соловый — По брюхо в рогозе, стоит, не ест. Лоза обвисла от росы. С метлою шест. Леса — как вкопанные, с дымом, с голосами — Перед глазами всё, перед глазами. Pix чую, чую, чую как людей я, Не без причин вздыхатель, не пострел… Никто не видит, как я молодею. Все замечают, как я постарел.

ВЕЧЕРЕЕТ

В колючках, в вербах выгона лоскут, С речушкою, с утятами, с грачами, Где комары да мошки мак толкут, Косыми освещенные лучами. Подсолнух заслонил калитку в сад, И малыши его столпились около. Порозовели стены белых хат, И розовым отсвечивают стекла. Перед зеленым омутом окна Поблескивает темень спелых вишен. На всем заря невидная видна. Всему ее неслышный голос слышен. Былое ль перед будущим в долгу? Тоска ль без слез? Любовь ли без ответа?… Костер бездымный светел на лугу, Как половина солнца с краю света.

С НЕБЕС

Люблю — И боль моя, и жизнь моя полна. И я смотрю с небес на все земное. Люблю — И след твой чистый, как луна. И тень моя не гонится за мною. Как медлит реактивный, накренясь, Как долго блики на крыле меняет. Как мелко все, что нас разъединяет. Как крупно все, что породнило нас. А море из глубин мерцает дном. А горы с высоты дробнее кочек. А звезды загораются и днем. А солнце светит на земле и ночью.

ПРОСТИ

Тоне

Не жизнь прожить, а поле перейти… Но поле, поле, отчего ж так мало Жизнь в годы бедствий сердце понимало? И ты меня за все, за все прости, Судьба моя, несладкая отрада, Единственный тревожный мой покой. Но никакой другой мне и не надо, И нет другой на свете никакой. С неведеньем большого ожиданья, С не праздничностью позднего свиданья, Прости, что не таким, как ожидала, — Таким, как есть, меня ты увидала. Что в горе ты не опустила руки И голову в беде не уронила. Что жили от разлуки до разлуки, Что сына без меня ты хоронила. И те, как кровь и как заря, цветы, Что принесла на свежий холмик ты. И все в глазенках черных наяву Я утреннюю вижу синеву. Прости — и сны мне новые навей. Я теми — помнишь? — сколько лет живу, Прости — что меньше знаю сыновей, Что часто ревновал тебя, родную, И что теперь — все реже я ревную, Все чаще матерью тебя зову. За скрытность скорби и невидность слез, За то, Что столько сил твоих унес, Что надо было поле перейти, Где столько павших, Жизни не узнавших, И что другого не было пути У нас, Так долго, трудно отступавших, Но победивших все-таки… Прости.

А ДУМАЛ Я…

Матери моей Екатерине Ивановне Ковалевой (Худояровой)

А думал я, Что как увижу мать — Так упаду к ногам ее. Но вот, Где жгла роса, В ботве стою опять. Вязанку хвороста межой она несет. Такая старая, невзрачная на вид, Меня еще не замечая, вслух, Сама с собой о чем-то говорит. Окликнуть? Нет, так испугаю вдруг. …Но вот… сама заметила… Уже, Забыв и ношу бросить на меже, Не видя ничего перед собой, Летит ко мне: — Ах, боже, гость какой! А я, Как сердце чуяло, В лесу Еще с утра спешила все домой… — Давай, мамуся, хворост понесу. — И мать заплакала, шепча: — Сыночек мой! — С охапкой невесомою в руках, Близ почерневших пятнами бобов, Расспрашиваю я о пустяках: — Есть ли орехи? Много ли грибов? — А думал Там, В пристреленных снегах, Что, если жив останусь и приду, — Слез не стыдясь, При людях, На виду, На улице пред нею упаду.