Советская поэзия. Том второй

Коллектив авторов

‹1966›

ДЖУБАН МУЛДАГАЛИЕВ^{95}

(Род. в 1920 г.)

С казахского

* * *

С казахского нелегок перевод… Но в нем самой эпохи назначенье. С казахского нелегок перевод… Но он рождает мысли и горенье. Любуйся, мир, бездонностью слезы! Какой другой язык постигнет это? Простор наш дал Баян и дал Козы Задолго до Ромео и Джульетты. Простые предки, песнями горя, Овец отары торопили в дали. В груди носили синие моря И жажду из наперстка утоляли. А гении в минувшие века Не видели, как шло богатство прахом. Казахского не знали языка, А значит, и самой души казаха. Нам всюду внемлют ныне

Млад и стар, Хоть край наш для поэзии не тесен. Тревожат высь Абай, Джамбул, Мухтар Созвездьями над родниками песен. С казахского нелегок перевод… Но смог и он на знаниях сказаться. С казахского нелегок перевод… Но есть казах, и есть язык казахский! Да, есть язык- горам подобен он, Цветам, и солнцу, и небесной сини. Вам, языки друзей, земной поклон — За перевод с казахского спасибо. Прославить имя друга я готов: Ведь два поэта, правды не нарушив, Звучат как доноры прекрасных слов, Мешая с кровью кровь, с душою душу. О русский наш язык! Живи в веках: Как сад — плоды, ты щедро даришь славу. Теперь звучат на многих языках Прозренья наших песен величавых. Ты — океан, не знающий оков, Готовый с другом поделиться тайной. И, внемля шуму мелких ручейков, Я от стыда сгораю не случайно. Ты выгоды не ищешь хмурым днем, Не видишь в криках о себе резона. Ты чтишь язык — пусть говорят на нем Хоть тысяча людей, хоть миллионы. Ты сам не языком ли Октября Проник в надежды, в знания и в дали? Не будь тебя, по правде говоря, Мои б стихи над степью лишь звучали. С казахского нелегок перевод… Но верит гордость языку-батыру! С казахского нелегок перевод… Но есть и нам о чем поведать миру! Плоды раздумий — дети всех живых. И я стихи, исполненные света, С других — перевожу на свой язык, На мой, казахский, на язык поэтов.

ГОЛОС ВО МНЕ

Я, друзья, на досуге и в честной работе, Как влюбленный, счастливых часов не таю: Все мне кажется, я не из клеточек плоти, А из клеточек долга теперь состою. Я в долгу перед Евой, Адамом, планетой, Перед плеском воды и дыханьем огня. Перед высью и глубью, зимою и летом, Перед соком эпохи, вспоившим меня. Я в долгу перед солнцем, цветами и небом, Перед полднем и ночью, зовущей ко сну. Долг кумысу, и соли, и черному хлебу — Как, друзья, и когда этот долг я верну? Все, что светлого есть у меня и со мною, Я другим отдаю и судьбу не корю. Но какою же будет оплачен ценою Долг народа и долг моему Октябрю! Новый миг начинается в новой заботе, Предвещая и правду, и долг, и борьбу. Если скажет мне время: «С тобой мы в расчете!» — Я верну ему жизнь, обрывая судьбу. День за днем убывают года постепенно. Увядая, отходят цветы в забытье. И звучит во мне, Кровь разгоняя по венам, Голос долга, как гулкое сердце мое.

СТИХ

Ты не у горной ли реки Берешь характер одичало? Твои глаза — что огоньки, Во тьме горящие ночами. В себе и молнию сведя, И гром над нашей стороною, Ты — плодородие дождя, К земле спешащего весною. Таишь ты в тихие часы Сердец разбуженных волненье И шелка девичьей косы Тревожное прикосновенье. Ты счастьем проникаешь в грудь. Как смерть, слепишь слезой горячей. Но чтоб зарнице полыхнуть, Должны столкнуться туча с тучей. Печали, радости, тоска Должны излиться откровеньем, Чтоб стихотворная строка Вдруг забурлила вдохновеньем. Ты в сложном мире — как боец, Возвышенность дарящий веку. Не от горящих ли сердец Огонь достался человеку?…

* * *

Хоть прошла моя оспа, все жаждет спина, Чтоб ее почесала девчонка одна… Из шуточной песни Колдунья ты моя, Мой врач и сладость меда, И воздух мой, И яд, разящий наповал!.. Рыдать или шутить я должен в эти годы, С успехом одолев опасный перевал?

* * *

Чтоб сон не отпугнуть холодною рукой, Я шелковым платком нарушил твой покой… Из народной песни Все юные сердца в одном порыве слиты, Тая в себе и страсть, И чувств орлиный взлет. Где благородство

душ, Там рыцарю-джигиту Красавица и жизнь, как сердце, отдает.

* * *

Забудешь ли меня когда-нибудь? Тогда, мой друг, и бога позабудь!.. Из народной песни Верность клятве и руки, сплетенные туго, Для казахов священны. Недаром у нас Не хулили жених и невеста Друг друга, Даже если размолвка случалась подчас. Верность клятве и руки, сплетенные туго, Были святы. Не зря оскорбленье и страсть Лишь законами чести судили Друг друга, Почитая любовь, словно высшую власть.

АЛЕКСЕЙ ПЫСИН^{96}

(Род. в 1920 г.)

С белорусского

В НАСТУПЛЕНИИ

Передний край. Чужой. Пустынный, странный, Как полюс мерзлоты, как мерзлота. На серый снег легли меридианы — Армейские прямые провода. А в них — фронтов неровное дыханье, Бессонные командные басы, Слова приказа, что на завтра станет Дыханьем ураганной полосы. Сегодня небу жарко… В наступленье Весна и мы — в колоннах штурмовых. На горизонте вздыбленные тени Убийц вчерашних — мертвых и живых… Звенели птицы где-то на опушке, Чуть зеленел оттаявший курган, И наш связист с наполненной катушки Наращивал земной меридиан.

ИВАН-ЧАЙ

Манит незнакомая дорога, И себе ты скажешь: примечай. А когда дорог на свете много, Друг мой иван-чай? Я своих смоленских не забуду — Снег и слякоть, мокрое жнивье. Трижды брали мы деревню Буду, Трижды умирали за нее. А под Будой — братские курганы, А под Будой многие легли Алексеи, Викторы, Иваны — В глину, на сырую грудь земли. Поднялись травой и горицветом — То ли в сказке, то ли наяву? Вот Иван стоит по-над кюветом, Головой кивает мне: «Живу! Не дивись, мои услышав стоны: Восемь ран — я кровью весь истек… Скоро осень. Каркают вороны. Желтый возле ног лежит листок. Угощу, коль хочешь, нашим чаем, Я ж теперь навеки водохлеб». Нет, Иван, мы с чаем заскучаем, Закурить сейчас — вот хорошо б! Мы цигарку скрутим по-былому, Пустим сизый дым на провода. Первая затяжка мне, живому, — Столько в сердце горечи — беда. Цвет багровый — смелость, правота.

ПОЗЫВНЫЕ

Расщебетались птицы не ко дню. Вновь ожило забытое до срока. Друзьям-товарищам я позвоню, Товарищам, что от меня далеко. Перед глазами все, я вижу их, Как на снегу, — и призрачно, и ярко. Я не забыл давнишних позывных: «Сосна» и «Сокол», «Буря» и «Фиалка». Я ожидаю, вызов повторив, А даль молчит, а тишина немеет. Ищи же вновь на линии обрыв, Зови — кто два конца срастить сумеет.

* * *

Гул вокзалов. Облака в зените. Бесконечность рельсов познаю. Поезда ночные, покажите Маленькую станцию мою. За окном берез густое коло С громом, с дымом кружится — взгляни. В кутерьме лесного частокола Гулкие проносятся огни. И меня березовой весною Подхватила эта карусель. Тысяча земель передо мною, И за мною тысяча земель. Вот гляжу я со своей площадки На дожди, на рощи под дождем. Сколько лет забрали пересадки С неким бесполезным багажом! Мне б туда, где осень на полянах Жжет воспоминаний листопад. Память, греешь ты в своих карманах Две руки, простертые назад. До зари чего-то ожидаю, До зари кого-то все молю. Под щекой, сдается, ощущаю Маленькую станцию мою.

* * *

В сизой мгле над поймою днепровской Промелькнуло платьице твое… Начинать весну совсем не просто, Как не просто выдумать ее. Над водой играют переправы, Бьет вода в немые берега. Вновь дымятся летошние травы, Летом не попавшие в стога. Давнее с сегодняшним сплелося, След над следом… И сдается мне: Это все со мною, все сбылося — Вплоть до белой ласточки в окне.