Советская поэзия. Том второй

Коллектив авторов

‹1965›

К ПОРТРЕТУ

Той давней, той немыслимой весной, В любви мужской почти не виноватая, У низенькой земляночки штабной Стоишь ты, фронтовая, франтоватая. Теперь смотрю я чуть со стороны: Твой тихий взгляд, и в нем оттенок вызова, А ноги неестественно стройны, Как в удлиненном кадре телевизора. Кудряшки — их попробуй накрути! — Торчат из-под пилотки в напряжении. И две твои медали на груди Почти в горизонтальном положении. В тот промелькнувший миг над фронтом тишь. Лишь где-то слабый писк походной рации. И перед объективом

ты стоишь, Решительно исполненная грации.

‹1966›

* * *

Мы помним факты и событья, С чем в жизни сталкивало нас, В них есть и поздние открытья, Что нам являются подчас. Но вдруг мы видим день весенний, Мы слышим смех, мы ловим взгляд… Воспоминанья ощущенийI Они нам душу бередят. И заставляют сердце падать Или взмывать под небеса, И сохраняет их не память, А руки, губы и глаза.

‹1966›

* * *

Эти крыши на закате, Эти окна, как в огне, Самой резкою печатью Отпечатаны во мне. Этот город под горою, Вечереющий вдали, Словно тонкою иглою Прямо в кровь мою ввели.

‹1968›

* * *

Не ожидала никак, Сон уже чувствуя в теле, Стоя с подушкой в руках Возле раскрытой постели. Сильно светила луна. Ярко белела рубаха. Он постучал — и она Похорошела от страха.

‹1969›

* * *

На том же месте много раз Лопата землю здесь долбила. Могила каждая сейчас, — По сути, братская могила. И крест буквально на кресте, А коль учесть, что путь наш краток, Обидно — жили в тесноте, И вновь теснись внутри оградок. Давно ль успели поместить, Тревожат их на том постое. И нам, живым, охота жить Не вообще, а на просторе. А если уж лежать во тьме, За гранью выданного срока, То под сосною, на холме, Откуда все видать далёко.

‹1969›

СПИЧКА

Вспыхнувшая спичка, Венчик золотой. Маленькая стычка Света с темнотой. Краткое мгновенье. Но явилось там Неповиновенье Вьюгам и дождям. Ночи все бездонней, Но опять, смотри, — Домик из ладоней, С огоньком внутри. Где на перекрестках Мрак со всех сторон, — Сруб из пальцев жестких Слабо озарен.

‹1972›

ЕВГЕНИЙ ВИНОКУРОВ^{140}

(Род. в 1925 г.)

* * *

Мы из столбов и толстых перекладин За складом оборудовали зал. Там Гамлета играл ефрейтор Дядин И в муках руки кверху простирал. А в жизни, помню, отзывался ротный О нем как о сознательном бойце! Он был степенный, краснощекий, плотный, Со множеством веснушек на лице. Бывало, выйдет, головой поникнет, Как надо, руки скорбно сложит, но Лишь только «быть

или не быть?» воскликнет, Всем почему-то делалось смешно. Я Гамлетов на сцене видел многих, Из тьмы кулис входивших в светлый круг, — Печальных, громогласных, тонконогих… Промолвят слово — все притихнет вдруг. Сердца замрут, и задрожат бинокли… У тех — и страсть, и сила, и игра! Но с нашим вместе мерзли мы и мокли И запросто сидели у костра.

‹1947›

* * *

В полях за Вислой сонной Лежат в земле сырой Сережка с Малой Бронной И Витька с Моховой. А где-то в людном мире, Который год подряд, Одни в пустой квартире, Их матери не спят. Свет лампы воспаленной Пылает над Москвой В окне на Малой Бронной, В окне на Моховой. Друзьям не встать. В округе Без них идет кино. Девчонки, их подруги, Все замужем давно. Пылает свод бездонный, И ночь шумит листвой Над тихой Малой Бронной, Над тихой Моховой.

‹1953›

СИНЕВА

Меня в Полесье занесло. За реками и за лесами Есть белорусское село — Все с ясно-синими глазами. С ведром, босую, у реки Девчонку встретите на склоне. Как голубые угольки, Глаза ожгут из-под ладони. В шинельке, — видно, был солдат, — Мужчина возится в овине. Окликни — он поднимет взгляд, Исполненный глубокой сини. Бредет старуха через льны С грибной корзинкой и с клюкою. И очи древние полны Голубоватого покоя. Пять у забора молодух. Судачат, ахают, вздыхают… Глаза — захватывает дух! — Так синевой и полыхают. Скромен их наряд. Застенчивые чаровницы, Зардевшись, синеву дарят, Как драгоценность, сквозь ресницы.

‹1955›

МОЯ ЛЮБИМАЯ СТИРАЛА

Моя любимая стирала. Ходили плечи у нее. Худые руки простирала, Сырое вешая белье. Искала крохотный обмылок, А он был у нее в руках. Как жалок был ее затылок В смешных и нежных завитках! Моя любимая стирала. Чтоб пеной лба не замарать, Неловко, локтем, убирала На лоб спустившуюся прядь. То плечи опустив, родная, Смотрела в забытьи в окно, То пела тоненько, не зная, Что я слежу за ней давно. Заката древние красоты Стояли в глубине окна. От мыла, щелока и соды В досаде щурилась она. Прекрасней нет на целом свете, — Все города пройди подряд! — Чем руки худенькие эти, Чем грустный, грустный этот взгляд.

‹1957›

* * *

Кто только мне советов не давал! Мне много в жизни выдалось учебы. А я все только головой кивал: — Да, да, конечно! Ясно. Ну, еще бы!.. Поднявши перст, кто только не держал Меня за лацкан! — Да, ага, понятно! Спасибо! Ладно! — я не возражал: Ну что мне стоит, а ведь им приятно… — Да, да, согласен! Ой ли! Ей-же-ей! Пожалуй! Как вы правы, что ж, не скрою… Чем больше слушал я учителей, Тем больше я хотел быть сам собою.