Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

Смоленский Борис Моисеевич

Существует предположение, что в блокнот занесены стихи, принадлежащие разным авторам. Это предположение базируется в основном на двух обстоятельствах: во-первых, стихи в блокноте записаны ровным твердым почерком и без помарок, во-вторых, многие стихи были известны не только узникам Заксенхаузена, но и Равенсбрюка, Бухенвальда и других лагерей смерти. Возможными авторами стихотворений бывшие заключенные называют Петра из Харьковской области, Виктора из Донецка, Николая, Ивана Колюжного и др. Французский коммунист Сальвадор Шали — ему в блокноте посвящено стихотворение «Дружба» — рассказывает, что в лагере он дружил с русским военнопленным Юрием Столяровым, который читал ему свои стихи. В блокноте имеются два акростиха, содержащие имена Пархоменко Антона и Ивана Колюжного. Это могут быть и авторы стихотворений и друзья поэта.

Блокнот сшит из клетчатой бумаги. В нем четким мелким почерком записаны пятьдесят стихотворений. Последнее датировано 27 января 1945 года.

557. «Когда душу обнимет тоска…»

Когда душу обнимет тоска И кручинушка сердце загложет, Вдруг откуда-то издалека Навернется слеза, быть может. Жизнь покажется пошлой и гадкой, Безотрадны, безрадостны дни, И захочется

с этой тетрадкой Распрощаться, из жизни уйти… И тогда, будто призрак суровый, Будто властный учитель, отец, Мне представится большеголовый Человек — грозных песен творец. Над моею больной головою Громко, грозно слова прозвучат, Что нетрудно покончить с собою, Что трудней жизнь построить, мой брат! Посмеюсь я тогда над собою, Над судьбой и натурой таковской. Встану снова, готовый к бою, Как вставал всегда Маяковский.

558. ЗАБЛУДИВШЕМУСЯ

Я гляжу, и становится стыдно Оттого, что забыл ты своих. Ой, до слез таки больно, обидно, Что ты служишь делу чужих. Что винтовку свою против брата Повернул, чтоб его расстрелять. Неужели забыл, что когда-то Клялся грудью страну защищать? Клялся стойко и смело сражаться, Не жалея ни жизни, ни сил. Так зачем же врагу продаваться? Отчего ты присягу забыл? Или Родина стала постылая, Или мама не мила тебе, Или девушка, прежде любимая, Не с тобой выходила к реке? Или, может, ты был чем обиженный, Иль учиться не мог, иль бесправным ты был? Иль в народе своем был униженный? Почему ты стране изменил? Может, думал, немецким солдатом Будет легче, отраднее жить… Отчего ж убиваешь ты брата И зачем хочешь маму убить? Эх, напрасно ты стал на колени, Нет, предательств не спишет война. И сегодня в тяжелой измене Обвиняет тебя вся страна. Даже мать не зовет тебя сыном, И невеста, что перед войной Всей душой молодою любила, Не захочет встречаться с тобой. Обречен ты, как всё то гнилое, За которое кровь свою льешь. Ты воюешь за счастье чужое, Но ты счастья себе не найдешь! Образумься, брось грязное дело, И винтовку свою поверни, И, сражаясь с фашистами смело, Хоть частицу души сохрани.

559. ГИБЕЛЬ ГЕРОЯ

Подвесил он бомбы, в кабину он сел, Проверил свои пулеметы. Взревели моторы, и вот улетел В закрытые мглою высоты. Глядит: под машиной фашистский Берлин, И штурман склонился к прицелу, Но вдруг пулеметы хлестнули по ним, От взрывов вокруг загудело. Удар — и машина объята огнем, И летчик с сиденья свалился, Но крепкое сердце работает в нем, Он встал, за штурвал ухватился. Сидеть невозможно, и хватит ли сил, Глаза возмущенно горели. Он штурмана тихо о чем-то спросил, И бомбы на цель полетели. С трудом повернулся на друга взглянуть, На друга, сидящего рядом. Взглянуть, чтоб навеки спокойно уснуть. И с другом он встретился взглядом. Прыжок невозможен. Об этом он знал. Сознанье ему подсказало: Он молча рукой на состав показал, Стоявший на главном вокзале. Бандиты-фашисты и все, кто успел, Бежали со страхом звериным. Смотрели, как призрак горящий летел На поезд, груженный бензином. Взорвались цистерны, и море огня Фашистский Берлин осветило… Мы помним о вас, дорогие друзья, За вас в эту ночь отомстили. Не зная о нем, дома девушка спит, С мечтою о встрече проснется… Но кто-то ей скажет, что летчик был сбит И больше уж к ней не вернется. Лишь мать будет помнить о сыне своем, Никто не заменит ей сына. Как горькая, скорбная память о нем, На волосы лягут седины. Напрасно старушка ждет сына домой, И девушка поздно рыдает — Он честно сражался и пал как герой И больше волнений не знает.

560. УХАБЫ

Гладь дороги прямой разве узкая? Так зачем же идти стороной! Отчего же ты, девушка русская, Хочешь стать непременно иной? Ты пришла из России заснеженной, Так зачем же любить чужака? Хоть ласкает тебя очень нежно, Но

ему всё же ты не близка. Так зачем же ты лезешь из кожи, Чтоб накрыться чужой скорлупой? Хочешь стать на себя не похожей, А становишься просто смешной! Всё свое, всё хорошее вынуто Из души, и с душою пустой Среди них как своя ты не принята И для нас стала тоже чужой.

561. ПРОЩАЛЬНЫЙ ПОЦЕЛУЙ

Губы мои до сих пор горячи От твоего поцелуя. Вечера майского мне не забыть, И тебя позабыть не могу я. Прощальный и нежный твой поцелуй Я навсегда сохраню. Где бы я ни был — ты не тоскуй, Потому что тебя я люблю.

562. К ПОРТРЕТУ ДЕВУШКИ, НАРИСОВАННОМУ ФРАНЦУЗОМ

Она смотрит задумчивым взглядом куда-то, Где друг милый, любимый страдает, Где в концлагере диком тяжелой лопатой Беспрерывно он землю бросает. А давно ли во Франции, счастья полна, Ты с любимым по саду ходила. Но грозой пронеслась над Европой война, И судьба вас тогда разлучила.

563. СЫНУ

Я помню те отрадные минуты. Когда с тобою вместе был, мой сын, Теперь же, в цепи рабские замкнутый, Влачу уныло жизнь один. Один в стране чужой, далекой, Где нет родных, любимых васильков. В концлагере уныло, одиноко. Режим тюремный страшен и суров. Но никакие строгости, родимый, Не в силах вырвать память о тебе. Я весь с тобой и с Родиной любимой — В страданиях совместных и борьбе.

564. ЗАВЕЩАНИЕ

Если придется расстаться мне с жизнью В стране нелюбимой, проклятой, чужой, В концлагере диком с порядком звериным, Если в неволе умру молодой, И труп мой жестокие немцы подхватят, Чтоб сжечь и развеять мой прах, И вы, дорогие, родные ребята, К моим не коснетесь устам. Тогда подымайтесь и грозно и смело, Ни жизни, ни сил не щадя, И песню запойте про правое дело, В бой грозный, последний идя. Разрушьте затворы, разбейте все стены, Что мрачно сегодня стоят. И красное знамя, знамя победы, Должны вы высоко поднять. Под красное знамя пойдут миллионы, И будет их поступь сильна, Падут под ударом врагов легионы, Моя возродится страна. Ребята, тогда подведите итоги Страданий и наших побед, К безвестным героям не будьте так строги, — Ведь многим пришлось умереть. Вы память святую о них сохраните, Запомните их имена И в песне погибших борцов вспомяните, Когда запоет вся страна.

565. ДРУГУ, КОТОРОГО НЕТ

Ну с кем поделиться сосущей тоской, Излить и невзгоды и радость, Развеять волнений навязчивый рой, Изведать и горе и сладость? Мой друг, лишь в мечтах у меня ты живешь, Делюсь сокровенным с тобою. Ты ночью ко мне на свиданье идешь, Когда пробуждаюсь порою. С тобой говорю я один на один И знаю — никто нас не слышит, Лишь ветер холодный за блоком гудит И хефтлинги [35] спящие дышат. С тобою одним только искренен я, Тебе лишь поведаю тайны. Я знаю, продать ты не сможешь меня, Нас враг не услышит случайно. Но только жалею, мой друг, об одном — Что ты лишь в мечтаньях со мною, И всё, что храню в моем сердце больном, Тебе одному лишь открою. 6 января 1945

35

Арестант, заключенный (нем.). — Ред.

566. «Я вернусь еще к тебе, Россия…»

Я вернусь еще к тебе, Россия, Чтоб услышать шум твоих лесов, Чтоб увидеть реки голубые, Чтоб идти тропой моих отцов. Не был я давно в густых дубравах И не плыл по глади русских рек, Не сидел под дубом величавым С синеокой — другом юных лет. Но я каждый день и миг с тобою, И лишь дрема веки мне смежит, Я иду с подругой дорогою Тропкой, что у озера лежит… Я как сын люблю тебя, Россия, Я люблю тебя еще сильней, — Милые просторы голубые И безбрежность всех твоих морей! Я вернусь еще к тебе, Россия, Чтоб услышать шум твоих лесов, Чтоб увидеть реки голубые, Чтоб идти тропой моих отцов.