Современные болгарские повести
Шрифт:
— Слышишь? — крикнул Пежо. — Это я тебе говорю!
— Ты что, не понимаешь человеческого языка? — спросил Ванка. — Проваливай с глаз моих долой. Вот тебе лопата, убирай землю и оставь меня в покое. Мне некогда с тобой разговаривать.
— Ну, хорошо. — Пежо весь дрожал от злобы. — Хорошо же, вот увидишь… ты запомнишь эту землю… еще как запомнишь!
— Знаешь что, милок, — сказал Ванка, — мне от твоих слов ни жарко ни холодно. Думаешь, я испугался?
— Мы еще посмотрим! — повторял Пежо. — Посмотрим!..
— На что мы будем смотреть? —
Пежо постоял еще немного под персиковыми деревцами, помешкал, посмотрел на вращающийся бур, потом повернулся и зашагал по плитам к железной калитке. Вышел за калитку, сказал что-то девушке, и они стали карабкаться по желтой насыпи. Наверху Пежо пнул ногой один из воткнутых кустов, тот упал, потом они, перевалив через насыпь, спустились на дорогу и пошли вниз, где стоял стеной лес.
— Часа через три-четыре ждите гостей, — предупредил Антон.
— Милости просим, — отозвался Ванка. — Жалко, что ли?
Когда через три часа действительно пожаловали гости, уже не было ни холма, ни кустов, ни травы — чистая ровная дорога, никаких следов насыпи. Белый, блестящий, без единой пылинки «пежо» стоял у входа на дачу; верхушки деревьев погружались в красные лучи заходящего солнца.
— Наверно, он хватил лишнего, — доверительно сообщил гостям Антон. — Нынешняя молодежь любит выпить.
— Раздавишь полбанки, — добавил Ванка, — тебе не только холм, горы привидятся, Кордильеры. Мы видели, как они потопали вниз пешком; ну и что тут такого, думаем себе, молодые люди, может, захотелось прогуляться по лесу… может, им так приятнее…
Гости постояли, поглядели на дорогу, на ограду дачи, пожали плечами и отбыли. Один из них сел в «пежо» и последовал за «Волгой». Лишь пыль клубилась на дороге, тучи мелкой пыли…
Гости уехали, и снова завращался бур, заскрипел; закружилась земля, и мимо Сашко поплыли дачи, оранжевая веранда, железная калитка и облагороженные груши, лес, «Букингемский дворец», Ванка на ревущем бульдозере, коричневые ставни с вырезанными в них сердцами, пугало в старой дамской шляпе, красные крыши домов, солнце и дорога — земля вращалась.
«Земля вертится, — думал Сашко. — Мы вращаем землю».
Исчезло чувство неестественной неподвижности земли, полной напряжения, разрываемой отсутствием гравитации, уже не казалось, что через мгновение весь мир взорвется, что в просторах вселенной исчезнут и дачи, и пугало с лиловой лентой, и дядя Ламбо, и Антон, и задыхающийся бульдозер, и «Букингемский дворец», и пчелы, и вековой лес…
Сашко прекрасно понимает страдания Галилея,
— Земля вертится, движение — основа всего.
Земля вертелась, поскрипывал бур, трое, как обычно, шагали по кругу…
Через полчаса железная калитка открылась, и, нагруженный сетками от комаров, к ним направился владелец участка — Крумов.
Клубника вилась у него под ногами, черная смородина ластилась к нему, облагороженные груши излучали удивительное благородство, даже помидоры покраснели на какое-то мгновение, а потом к ним опять вернулась их естественная розовость; хозяин шел большими шагами, он подошел к веранде и оставил там сетки от комаров.
Потом он оглядел дачу, его губы шевелились, словно он что-то подсчитывал: наверно, он проверял, не увели ли эти трое какую-нибудь стенку или окно; потрогал пальцем штукатурку на стенах и направился к буру.
— Ну как, работнички? — бодро спросил он. — Будет вода?
— Будет, будет, — ответил дядя Ламбо. — Еще день-два.
— Ну, давайте, а то я уже выписал форель, — сказал Крумов. — Садок сделаем — всем на диво. Зачерпнешь ложкой — вот тебе и рыбка.
— Было бы что выпить, — отозвался Антон. — Подумаешь, форель…
— А-а-а! — засмеялся Крумов. — Раз вы обещали мне воду, так это само собой. Но без воды я вас не отпущу. Знаете, сколько денег я трачу на эти шланги, которые через день режут хулиганы.
Местные собственники опоясали лес, как паутиной, тонкими шлангами, протягивая их к источнику, который находился в двухстах — трехстах метрах отсюда.
— А чем ты будешь кормить эту форель? — спросил дядя Ламбо, он хотел немного сгладить впечатление от слов Антона. — Понимаю, была бы здесь река… А так…
— Кровью, — сказал Крумов.
— Чем? — не поверил своим ушам Антон. — Как кровью?
— Кровью, — повторил Крумов. — У меня двоюродный брат работает на скотобойне. Они там ее просто выбрасывают. А я буду кормить ею форель, и рыбка ничего мне не будет стоить…
— Выходит, хитрый номер придумал? — спросил Антон.
— Готовая пища, — объяснил Крумов. — И денег не берут, и никаких тебе забот… Свернувшаяся кровь, там ее бросают…
Крумов ошарашил их в первый же день работы на его участке. Пока они монтировали бур среди персиковых деревьев, он прохаживался, пересчитывал что-то и записывал в блокнот.
— Персики считает, — сказал тогда Антон. — Боится, как бы мы не сорвали по штуке.
— Будет тебе, — отозвался дядя Ламбо. — Как это, считает персики?
Однако тот действительно их пересчитывал и записывал в блокнот, он даже сделал себе чертежик отдельных деревьев, чтобы вдруг не пропала какая-нибудь ветка.
— Ты что там записываешь? — спросил его Антон. — Уж не стихи ли сочиняешь?
— Да вот записываю, сколько персиков у меня в этом году, — ответил Крумов, ни капли не смутившись. — Слежу, как развиваются деревья, хочу иметь ясную картину — что у меня есть и чего нет.