Совы в Афинах
Шрифт:
Менедем не мог не опустить голову. Глаза Филодема, к счастью, были устремлены на Баукиса. Мужчина постарше тоже опустил голову. “Ты прекрасно выглядишь, моя дорогая”, - сказал он. В кои-то веки они с Менедемом полностью согласились.
Его жена взволнованно хлопнула в ладоши. Золото блестело на ее пальцах, запястьях и в ушах. В одном из ее колец был большой темно-зеленый изумруд, который Филодем купил для себя - другими словами, для нее, - после того, как Менедем получил немало драгоценных камней от шкипера
“Я могу выйти в город!” Баукис сказала - на самом деле пискнула. Она снова хлопнула в ладоши. “Я могу выйти в город без вуали! Я даже могу выходить из города без вуали!”
Филодем что-то пробормотал, но у него хватило ума не выражаться слишком ясно. Шествие к храму Геры в восьми или десяти стадиях к югу от городской стены - за кладбищами - было праздником, которого женщины Родоса с нетерпением ждали каждый год. Это дало им мгновенный вкус к свободной и открытой жизни, от которой обычай удерживал их большую часть времени.
По небу плыли облака. Заходящее солнце окрасило их в розовый цвет. “Надеюсь, дождя не будет”, - воскликнул Баукис. “Это было бы ужасно”.
Филодем и Менедем обменялись удивленными взглядами. Оба они были разбирающимися в погоде. “Я не думаю, что тебе нужно беспокоиться об этом, мой дорогой”, - сказал Филодем, и Менедем опустил голову. “В этих облаках нет дождя. Того ливня, который прошел позавчера, было достаточно, чтобы убрать пыль, но мы не должны ожидать чего-то большего до конца сезона дождей ”.
“О, хорошо”. Улыбка Баукис обнажила ее выступающие передние зубы, но это также показало, насколько она была счастлива. “Если вы, двое моряков, говорите мне, что это так, значит, так оно и есть”. Она указала на Филодемоса. “И если сейчас пойдет дождь, я буду винить тебя. Ты знаешь это, не так ли?”
“Конечно. Люди всегда винят меня во всем, что здесь идет не так”, - ответил отец Менедема. “Дождь, несомненно, тоже моя вина”. Баукис показала ему язык. Он сделал вид, что собирается шлепнуть ее по заднице. Они оба рассмеялись. Ни один персидский палач не смог бы придумать ничего более мучительного для Менедема, чем непринужденная, счастливая побочная игра между ними. Филодем продолжал: “Убедись, что ты остаешься с женой Лисистрата и другими женщинами по соседству, имей в виду. Ты же знаешь, какими становятся молодые хулиганы, когда женщины выходят на улицу”.
Он слегка нахмурил брови, глядя в сторону Менедема. Скандалы в ночи религиозных процессий и фестивалей действительно случались. Множество комедий вращалось вокруг того, кто с кем встречался или кто кого насиловал в такие ночи. И Менедем украл поцелуй или два, и один или два раза больше, чем поцелуй или два, во время праздников. Но он просто улыбнулся в ответ своему отцу. Филодемос мог беспокоиться о нем и какой-то другой женщине, но не беспокоился о нем и Баукисе.
“Я буду осторожен”, - пообещал Баукис. “А теперь мне лучше уйти, иначе
После этого Менедем и его отец остались одни во дворе. Они отвернулись друг от друга, оба, казалось, нервничали из-за того, что остались наедине. Менедем склонил голову набок и слушал, как Баукис и другие женщины приветствуют друг друга. Во всех их голосах звучало одинаковое возбуждение. Они были в отпуске, делали что-то особенное, делали то, что, по их мнению, было замечательным.
“И что ты будешь делать, пока женщины будут устраивать свой праздник?” Внезапно спросил Филодем, поворачиваясь к Менедему. “Выйди в город и посмотри, сможешь ли ты схватить одну из них и утащить куда-нибудь в темноту, пока она будет возвращаться домой?”
“Ты когда-нибудь делал это, отец, когда был моложе? Было ли у тебя любимое место рядом с маршрутом процессии, где ты ждал и надеялся, что мимо пройдет какая-нибудь хорошенькая девушка?” Спросил Менедем.
“Не обращай на меня внимания”, - сказал его отец немного слишком быстро. Но затем Филодем собрался с духом: “Я никогда не устраивал скандалов в семье, и тебе тоже лучше этого не делать. Теперь ответь на мой вопрос. Что ты собираешься делать сегодня вечером?”
“Я? Я сам собирался к дяде Лисистрату домой, чтобы сыграть Соклею пару партий в "диаграммизмос". Он только что купил себе новую игровую доску и фигуры”. Менедем улыбнулся. “Теперь мы можем играть с собаками, даже если не выходим охотиться на зайцев”.
“Тьфу! Ты и твоя глупость”. Но Филодем опустил голову. “Что ж, тогда продолжай. Это неплохой способ провести немного времени. И если вы поставите немного денег на то, кто возьмет сколько собак, вы не захотите слишком напиваться, опасаясь вести себя как идиот и стоить себе серебра ”.
“Соклей никогда не любит много пить, когда играет в игры”, - сказал Менедем, а затем поспешил из дома, прежде чем его отец смог начать петь хвалебные гимны своему двоюродному брату. Он слышал слишком много из этого, и не хотел слушать еще что-то.
Когда он подошел к двери дома своего дяди, Соклей открыл ее. “Рабы легли спать”, - сказал он. “Я буду держать лампы наполненными, а вино наготове - не то чтобы нам следовало много пить. Игра заслуживает ясной головы”.
“Рабы - ленивые создания”, - сказал Менедем, забыв, что они, без сомнения, работали с самого восхода солнца. Он положил руку на плечо своего кузена. “Я сказал своему отцу, что ты бы хотел быть поосторожнее с вином”.
“Ты знаешь меня. Мы знаем друг друга. К настоящему моменту нам лучше понять, нравится это тебе или нет”. Судя по тону Соклея, он не был уверен, что ему всегда это нравилось. Он отступил в сторону, чтобы впустить Менедема. “Пойдем. Я установил игровое поле в андроне”.