Союз Аустерлица
Шрифт:
Слова барона-ветерана подхватила толпа, и вскоре вся площадь, наполнилась громом одобрения. Люди из разных сословий, стоящие на площади, начали обнимать друг друга и объединяться, как будто в этот момент они сделались одной семьей. Наплевав на все сословные предрассудки, они прямо на моих глазах делались новой единой нацией. А все взгляды по-прежнему были прикованы к флагу, ставшему новым национальным символом. Синее полотнище с золотым орлом в клетчатой броне, расправившим крылья, стало знаком новой надежды. Оно развивалось на ветру, словно призыв к действию. И горожане, глядя на старинный флаг, вновь сделавшийся символом новой борьбы против захватчиков, чувствовали, как их сердца бьются
Стоя на балконе ратуши рядом с главными мятежниками, я чувствовал небывалый душевный подъем и накал страстей. Прямо у меня на глазах рождалось новое государство. И я понимал, что каждый человек, стоящий на главной площади Здешова в этот момент, чувствовал, что становится частью чего-то большего, чем просто восстание местных мятежных баронов и смена власти в одном небольшом городке. Это было настоящее возрождение древней страны. На моих глазах создавалась новая история, неведомая никогда раньше даже мне, человеку, чье сознание переместилось сюда из двадцать первого века. И я не был сторонним наблюдателем, а участвовал в этих судьбоносных событиях непосредственно.
Как только гомон голосов многотысячной толпы немного затих, речи главных мятежников отзвучали, а военный оркестр отыграл свою программу, издалека послышались новые грозные звуки, похожие на громовые раскаты. И их трудно было не узнать тем, кто прошел сквозь огонь сражений. Со стороны входа в долину разносился грохот артиллерийских орудий. Маршал Мюрат двинул свои войска в атаку. И битва за Здешовскую долину началась.
Глава 21
Едва услышав залпы, возвестившие о начале сражения за Здешовскую долину, предводители мятежников засуетились. И главнокомандующий граф Йозеф, обратившись уже не к народу, а к своим заместителям, произнес, успокаивая их:
— Не волнуйтесь, господа. Наши войска уже развернуты. Мы времени зря не теряли. Еще ночью эрцгерцог Фердинанд выехал на передовые позиции, чтобы командовать непосредственно на поле боя. А я на рассвете получил сообщения с почтовыми голубями от своих верных людей в Вестине, что маршалу Мюрату для усиления из Ольмюца были направлены всего лишь два потрепанных пехотных полка. Их Мюрат как раз и бросил сейчас вперед, боясь использовать свою кавалерию в узком пространстве входа в долину. Потому я не сомневаюсь, что наш молодой эрцгерцог удержит рубежи. Тем более, что мы выделили ему из городского арсенала двадцать четыре шестифунтовых орудия.
— И тем не менее, граф, я считаю, что мы обязаны немедленно выехать к месту сражения с инспекцией. К тому же, нам необходимо подготовить заслоны и резервы на тот случай, если французы все-таки прорвутся. И не забывайте о том, что нужно проконтролировать эвакуацию крестьян и запись их в отряды ополчения. Если даже они и не умеют воевать, то строить оборонительные сооружения и относить раненых в лазареты вполне способны, — сказал барон Томаш.
Граф кивнул и проговорил:
— Я, пожалуй, соглашусь с вашими доводами, барон. И даже спорить не стану на этот раз. Лишь попрошу взять с собой нашего советника князя Андрея, чтобы, разумеется, прислушиваться к его советам по организации обороны. Что же касается эвакуации крестьян и формирования нового полка ополченцев, то я поручу эту работу своему племяннику Вильгельму, а Леонард Моравский подскажет ему, если возникнут вопросы. Сам он сейчас занят подготовкой обороны города.
Барон Томаш повернулся ко мне, спросив:
— Надеюсь, князь, вы составите мне компанию в поездке к войскам?
— Разумеется, — ответил я.
Тусклое декабрьское солнце
— Князь, мне кажется, что нам не следует не только недооценивать французов Мюрата, но и переоценивать их, — произнес барон Томаш, когда наши кони поравнялись, и его низкий голос был спокойным, а глаза блестели решимостью, — нам необходимо учитывать не только силы противника, но и его мораль против морали наших войск. Французы сейчас не понимают, за что сражаются. После Ульма и Аустерлица они и без того считают, что уже победили нас. Их цели достигнуты, а значит, далее воевать в этих землях особого смысла для них не имеет. И, мне кажется, что, если мы сможем причинить им значительные потери, то они побегут. А вы как думаете?
— Я бы не был так уверен в этом, барон, — ответил я, — в любом случае, мы должны действовать быстро и точно. Если же мы не сможем сдержать натиск французов на этом рубеже, то боюсь, что все будет потеряно. Они ворвутся в долину и разграбят ее. И тогда Здешов попадет в осаду, лишившись снабжения.
— Но и сами французы попадут в этой достаточно узкой долине в ловушку прямо под наши пушки, — заметил барон.
— В любом случае, мы должны установить дополнительные заслоны на подходах к долине, — произнес я, заметив руины каких-то башен, торчащие по двум сторонам от дороги. И я добавил:
— Если французы попытаются прорваться, они столкнутся с нашим огнем, например, вон от тех развалин.
Барон Томаш, всегда готовый к действию, согласился со мной и начал отдавать команды. А навстречу нам все чаще стали попадаться крестьянские обозы, эвакуировавшиеся к городу. Люди выглядели испуганными. Они гнали перед собой домашнюю скотину, а нехитрый скарб везли на грубо сработанных деревянных ручных тележках. И мне показалось, что эти бедно одетые мужчины и женщины смотрят на нас с мольбой, надеясь на то, что мы защитим их дома от разграбления французами.
— Я хочу видеть, как наши сражаются! Каждая минута сейчас на счету! Мы не можем позволить себе роскошь ожидания! Нужно немедленно узнать положение дел на поле боя! Едем на передний край! — воскликнул барон с горячностью, свойственной его натуре, обращаясь ко мне так, словно бы я не соглашался с ним. Его лицо, иссеченное морщинами, напряглось от нетерпения.
И с этими словами Томаш Моймирович пришпорил коня, направив его прямиком к редутам, преграждающим путь в долину, на которых были размещены артиллерийские батареи. По 8 шестифунтовых орудий с каждой стороны от дороги с флангов стреляли по французам, пытавшимся прорваться в долину, а посередине дорога была перекопана, и поперек нее возведен земляной вал, с которого били еще 8 пушек. Между этими тремя редутами стояла моравская пехота, выстроенная в несколько рядов и непрерывно стреляющая по противнику из ружей. Задние заряжали, подавая заряженные ружья вперед, а передние целились и стреляли, отдавая после выстрелов разряженные ружья назад для перезарядки. При этом, наверху на скалах засели самые лучшие моравские застрельщики, вооруженные штуцерами, которые били по врагам далеко и прицельно.