Союз Аустерлица
Шрифт:
О настроениях в стане неприятеля разведчики регулярно сообщали графу Йозефу. Отправляя сообщения с почтовыми голубями, агенты графа докладывали, что в рядах французов после сражения в узости «бутылочного горлышка» боевой настрой сменился неуверенностью и тревогой. И каждый французский солдат, вернувшийся с поля боя после поражения в попытке прорваться в Здешовскую долину, не только нес в себе эту неуверенность в собственных силах, но и распространял ее среди товарищей по оружию. Уставшие от долгих маршей и непрекращающихся сражений, французы искали утешение в объятьях обозных маркитанток и горожанок оккупированного Вестина. Но, покоя на душе у солдат маршала Мюрата не было. И даже плотские
Ведь им, завоевателям, уже казалось, что эта очередная война выиграна и закончена. Еще совсем недавно в лагерях французских солдат, среди смеха и песен, раздавались разговоры о том, как они были вознаграждены Фортуной прекрасной победой. Они тогда думали только о том, что им надоело быть частью этой войны в далеких краях, вспоминая о своих семьях, о матерях, которые ждут их возвращения, и о девушках, которые пообещали им верность в далекой Франции. И в их сердцах разгоралось желание поскорее вернуться домой с вестями о победе и славе, чтобы оправдать надежды тех, кто их ждал. Почувствовав победный кураж, французы уже расслабились и никак не ожидали, что боевые действия против австрийцев, засевших в горной долине, придется возобновлять с новой силой, и что война затянется на неопределенный срок.
В это время в лагере защитников долины все понимали, что нужно подготавливаться к новому нападению. Чувствуя свою силу и единство, моравские ополченцы тщательно готовились к неприятельскому штурму. Их дух был высок, и каждый из них отлично понимал, что эта долина с ее полями, холмами и маленькими речками, была не просто географической точкой, а их родным домом. Они знали, что каждый день, проведенный в ожидании неприятельской атаки, приближает их к решающему моменту, когда им придется отстоять свои права на эту землю в новом сражении против французов. Потому каждый из ополченцев, призванный из жителей этих мест, понимал, что родной край стоит на пороге великого испытания.
Но, несмотря на все тревоги, в воздухе Здешовской долины все-таки витала надежда. Ведь ходили слухи, что Россия обязательно поможет, прислав свои войска. Не даром же рядом с главными людьми новой моравской власти присутствует русский князь Андрей? И люди шептались о том, что он настоящий герой, имеющий влияние не только на Кутузова, но и на русского императора Александра.
Кроме того, ополченцы верили в своих командиров. Граф Йозеф и барон Томаш представлялись им умудренными людьми с огненными взорами, твердыми руками и со стальной волей, но со справедливостью в сердцах. Новые правители, казалось, отлично осознавали, что нужно укреплять не только стены оборонительных сооружений, но дух народа и взаимопомощь всех людей, независимо от сословий. И жители города Здешов одобряли действия своей новой власти. Они хорошо понимали, что именно это сплочение в едином порыве отстоять свою землю, может стать решающим фактором, когда придется сражаться плечом к плечу против французов, если они все-таки захватят долину, встав осадой под городскими стенами.
Моравские полки остались на прежних позициях, пополняемые свежими силами посредством регулярной ротации, которую я посоветовал наладить графу Йозефу, как только мы с бароном Томашом вернулись в штаб обороны. И я заметил, что к моим советам прислушивались все больше. К тому же, как выяснилось, бесшабашным порывом помочь эрцгерцогу Фердинанду в недавней контратаке против прорвавшихся французов, я упрочил свою репутацию героического русского князя. Тем более, что барон Томаш сразу же рассказал об этом происшествии на правофланговом редуте всем штабным.
После той памятной контратаки, где я пришел на помощь эрцгерцогу Фердинанду, отношение ко мне заметно улучшилось.
Граф Йозеф, человек рассудительный и опытный, не только принял мое предложение о ротации войск, но и стал регулярно запрашивать мой совет в важнейших решениях. А барон Томаш после его откровений в нашей совместной поездке на передовую с инспекцией, стал относиться ко мне так, словно я его давний друг и соратник, всегда поддерживая мои инициативы и убеждая штабных в моей правоте. Он, словно бы, взял надо мной шефство, как более старший товарищ, отлично знающий местные реалии. Он теперь всегда был рядом в штабе, готовый по-дружески что-то посоветовать и предостеречь от ошибок.
Его опыт и знание местных условий часто помогали мне увидеть то, что я мог упустить. Вместе с Томашом Моймировичем мы составляли неплохую команду. И я верил, что наши совместные усилия помогут удержать позиции и одержать победу над французами. А его влияние на других офицеров было неоценимо, поскольку он обладал авторитетом самого непримиримого патриота Великой Моравии. Все знали, что он в любых ситуациях руководствовался именно чувствами патриотизма, не боясь противопоставлять свои патриотические доводы холодному военному расчету главнокомандующего графа Йозефа.
Меня радовало, что моравские полки, несмотря на все испытания, сохраняли боевой дух, а на позициях царила атмосфера уверенности. Я посоветовал графу Йозефу ввести эту систему, как только мы с бароном Томашем вернулись в штаб обороны. Регулярная ротация, которую утвердили по моему предложению, давала возможность отдохнуть уставшим солдатам, а свежие подкрепления, меняя бойцов переднего края, придавали обороне устойчивость. Офицеры теперь знали, что работа в тылу четко налажена, и их обеспечат не только боеприпасами и провизией, но и новой еженедельной сменой солдат, отдохнувших в городе. И от этого настроение на передовых позициях улучшалось у всех. Ведь отдохнувшим людям гораздо больше верилось в победу!
Мои предложения о создании военно-медицинской службы с возможностями не только оказании первой помощи прямо на поле боя, но и ускоренной эвакуации раненых в городские лазареты, тоже были приняты и уже воплощались в жизнь. Ради этого мне даже пришлось публично заявить, что, мол, обучался одно время медицине в юности у одного профессора в Петербурге, который уже умер. Но, несмотря на то, что такое занятие считалось неблагородным и плебейским, никто из руководителей моравского мятежа не только не осудил меня, но все они даже обрадовались, что среди высшей знати появился наконец-то человек, способный отличить настоящих лекарей от шарлатанов и упорядочить оказание медицинской помощи раненым.
И никто из первых лиц моравской хунты не удивился, когда я предложил наладить на системной основе военно-медицинскую службу, включающую в себя санитарные подразделения переднего края, транспортную службу эвакуации раненых, госпиталя и центры реабилитации для выздоравливающих. Сам главнокомандующий одобрил мое начинание и предоставил мне соответствующие полномочия, назначив не только своим военным советником, но и начальником военно-медицинской службы. И я чувствовал, что становлюсь неотъемлемой частью этого маленького военного мира нарождающейся Великой Моравии, где каждое решение самой настоящей военной диктатуры или хунты, возглавляемой графом Йозефом, могло повлиять на исход противостояния с французскими завоевателями.