Союз Тигра и Дракона
Шрифт:
Всё было возвышенно и пристойно, но Сюаньжень не мог не заметить странного лица Ван Шэна. Тот не улыбался, но бросал угрюмые взгляды в верхние углы зала, ничего не ел и казался расстроенным.
— Что-то случилось, Шэн?— тихо поинтересовался Сюаньжень
— Ничего, но весь зал полон призраками и голодными духами.
В Поднебесной считали, что седьмой месяц по лунному календарю — самый страшный из всех двенадцати, в этот период ворота загробного мира открывались, и духи могли свободно попасть в земной мир, поэтому его называли «месяцем духов». А самый страшный его день —
— Не рановато ли? До дня духов ещё неделя.
— Рановато, — покладисто согласился Шэн, — но они здесь. Что-то случилось.
— Спроси-ка, что их сюда привело?
— Спрашивал уже. Говорят, недоброе творится…
— Только этого и не хватало…
На следующий день в тихом летнем покое Чанъани проступило нечто странное. На восточной окраине столицы, возле ворот Янсин[1], на городской стене неожиданно утром была обнаружена надпись, однако стражники постоянно дежурили рядом и ничего подозрительного не заметили. Понять надпись никто не мог: странные иероглифы ???[2] обнаруживали слишком много вариантов прочтения.
Однако общий смысл надписи никому, разумеется, не понравился.
Так как надпись всё же не была противоправным деянием и не содержала оскорбления правящей династии, о ней доложили в ямэнь и этим ограничились. Однако через два дня, неподалёку от пруда Цуйцзян, что располагался в саду Фужун, неожиданно обнаружили странное существо, похожее на покойника. Он не был опознан и тут же исчез. А вот на кладбище в квартале Личжен, всего в двух кварталах от Лотосового сада Фужун была найдена расхищенная и осквернённая гробница министра рода Вэй — Сыюна.
Род Вэй был знаменит в городе, его знатные представители были в родстве с императорской семьей. Некоторые из них были зятьями покойного императора, а женщины этого рода часто становились женами принцев. Правда, в последние годы род преследовали неудачи — во всех делах, в торговле и политике.
Расследование сразу приобрело статус закрытого, и было передано в Имперский судебный магистрат. Протокол осмотра гробницы Лао Женьцы, Ченю Сюаньженю и Ван Шэну вручили под личную роспись и клятву не разглашать услышанное и увиденное там.
Все трое принесли клятву, однако, так как Лао Женьцы в этот день был занят делом об исчезновении одной знатной горожанки, он устал и предложил им ознакомиться с материалами с завтрашнего утра на свежую голову. Сюаньжень и Шэн не возразили, но после ухода Лао Женьцы со службы Сюаньжень всё же из чистого любопытства сунул нос в протокол и тут же умчался в нужник. Растерянный Шэн проводил его взглядом, тоже заглянул в протокол, прочитал и замер в оторопи. Тем временем вернулся Сюаньжень, посетовавший, что от запаха этой бумаги его вывернуло наизнанку.
— Что это за запах? Такой забористой вони я ещё никогда не нюхал! И, как назло, слишком глубоко вдохнул. Где писали этот протокол? Если в гробнице, то что же там происходит?
Сюаньжень задумался. Для законодательства могилы были священны, что их осквернение почиталось ужасающим преступлением. Застигнутый за вскрытием могилы и снятием крышки с гроба, подлежал наказанию сотней ударов
Однако, несмотря на жестокость закона, гробокопатели, в просторечии называвшиеся горными псами, все равно нарушали покой мертвецов. Они грабили захоронения, а после перепродавали опустевшие могилы.
И в протоколе, доставленном в Имперский судебный магистрат, действительно содержалось описание разоренного погребения. Но это явно были не расхитители гробниц: восточное кладбище знати охранялось, да и похитители никогда не трогали самого погребенного, забирая только ценности из захоронения. Однако гробницу Вэя подлинно изувечили: разбили гроб, истоптали останки, залили их селитрой и подожгли, при этом не забрали ни одного из драгоценных сосудов, слитков серебра и курильниц из погребения, просто втоптав их в землю!
Сюаньжень поморщился.
— Ненависть вторгшегося в гробницу явно направлена на самого покойного.
— Но самого мертвеца уже давно нет среди живых! — Ван Шэн пожал плечами. — Непонятно. Думаю, нам придётся осмотреть всё самим. Хоть общий росчерк преступления кажется мне странным: странные детские причуды с иероглифами на стене и совсем недетская жестокость обращения с останками…
— А ты не мог бы сразу выйти на дух Вэя? Ведь сегодня канун дня духов.
Ван Шэн задумался.
— Сложно. Мне надо увидеть гробницу, и только тогда попробовать поговорить с ним. Можно сходить сейчас: завтра, при Лао Женьцы, это будет, пожалуй, неудобно.
Сюаньжень, не задумываясь, кивнул и встал.
— Пошли.
Ван Шэн тоже поднялся, про себя подивившись бесстрашию Сюаньженя. Похоже, его вообще ничего не пугало. В этом проступало что-то странное: то ли отвага бессмертного, уверенного, что с ним не может ничего случиться, то ли мужество бесстрашного, просто не понимающего и не видящего опасности. Впрочем, оказалось, что кое-чего Сюаньжень все-таки опасался.
— На всякий случай я захвачу пояс. Обмотаю им нос. Боюсь задохнуться в этой могиле: коли так протокол осмотра провонял, наверняка смрад там стоит жуткий… Не люблю такие крайности. Созерцать наполовину раскрывшиеся цветы и слегка захмелеть за чашей вина доставляет удовольствие. Но осыпающиеся цветы и разнузданное пьянство неприятны. Ко всему доведенному до крайности следует относиться с большой осторожностью. Тут же ощутима запредельная крайность…
Кладбище было обнесено четырьмя стенами. К гробницам знати первого и второго ранга вела извилистая, мощенная камнем дорога, по краям которой дорожки возвышались две каменные колонны, тонувшие в зелени пихт и кипарисов, а вдоль неё стояли гранитные скульптуры животных больше натуральной величины.