Союз Тигра и Дракона
Шрифт:
В центре города церемония праздника началась в строгой атмосфере под музыку императорского храмового оркестра. Буддийский наставник, изображая бодхисатву Ди Цзана, читал заупокойные сутры для мучеников преисподней. Рядом на специальных помостах выкладывали дары для сирых и убогих: целые туши свиней, баранов, кур, уток, гусей, а также пирожные на пару из квашеного теста фа-гао, фрукты и ягоды. Главный распорядитель втыкал в каждое ритуальное блюдо разноцветные треугольные флажки с надписью надписи «открылись ворота благодати проповеди Будды!» Буддийский наставник ударял в колокол, призывая сидящих внизу монахов
Сюаньжень попытался напомнить Сюли о её обещании сделать его отцом, но та в ответ только хмыкнула и сказала, что прекрасно всё помнит. Сюаньжень не стал больше искушать судьбу и повёл супругу и друга на представление в квартал Чунжень, неподалеку от Храма Императорских предков, где на импровизированной сцене устроили представление, чтобы развлечь как людей, так и призраков, для которых оставили пустыми места в первом ряду.
Шэн обожал театр. А как его не любить? Он помнил, как в детстве, в Лояне, завороженно наблюдал за представлением заезжей театральной труппы. Блеск роскошных костюмов, акробатическая техника, ритмы оркестра, удивительная мимика актера и певца — все гипнотизировало мальчонку, несмотря на то, что он почти не понимал текста архаического, мертвого языка либретто, доступно слуху лишь образованных людей. Что за разница? Костюм и грим не хуже текста говорили о характере героя, язык жестов был понятен без слов. И в Лояне, казалось, не было человека, который с детства не пристрастился бы к театру.
Все видели, все знали, все напевали арии из новых опер…
Ван Шэн слушал оперу с восторгом. Драма «Ботоу» рассказывала историю скорбящего сына, который искал тигра, убившего его отца, а потом в драме «Танцующая певица» мужчина, одетый как женщина, повествовал историю жены, избитой своим пьяным мужем…
Сюаньжень же, как уже упоминалось, не любил театр. А за что его любить? Там вечно царят гул и гам, толчея и кавардак: публика разговаривает, заказывает чай и сласти, слуги отзываются, перекидывают из одного конца зала в другой горячие салфетки для освежения потных возбужденных лиц. Сами артисты, сыграв своё, садятся на табуреты и пьют поданный слугой чай, да ещё переговариваются с приятелями, сидящими на сцене или возле неё! Голоса актёров режут уши, а уж запахи-то… Мутит просто!
И потому неудивительно, что Сюаньжень крайне невнимательно слушал оперу, но разглядывал зал и с каждой минутой злился всё больше оттого, что несколько мужчин нагло пялились на его жену. Однако, видя, с каким интересом Ван Шэн смотрит со второго ряда на сцену, Сюаньжень не поднимался, лишь бросая по сторонам недобрые взгляды.
Тут, однако, случилось нечто странное. Ван Шэн, сидевший слева от Сюаньженя, неожиданно напрягся и опустил голову. Он сидел так около пяти минут, не глядя на сцену. Потом неожиданно повернулся к Сюаньженю и потянул его за рукав.
— Сюли! Сюаньжень! Уходим отсюда! Быстро!
Супруги переглянулись, и, быстро поднявшись, последовали за Ван Шэном, который тянул за рукав халата Сюаньженя и шёл по набережной. Остановился он возле перил моста через реку.
— Что-то случилось, Шэн?
Шэн смотрел с нескрываемым испугом. Сюли поглядела на него с удивлением.
—
— Первые красавицы столицы?
Сюаньжень растерялся. Он краем уха слышал, что каждый год совет из трёх принцев — Ли Яна, Лю Юя и Ли Цзяня, племянников императора, — в пятнадцатый день пятой луны выбирал «Четырёх первых красавиц столицы». Попасть в этот список считалось большой честью: портреты избранных красавиц после того писали лучшие художники города, их наряды и украшения начинали тут же копировать, каждая из них становилась для остальных женщин столицы предметом зависти и восторга.
Разумеется, не обходилось без сплетен. Злые языки утверждали, что одна из девиц, выбранная красавицей в прошлом году, прельстила принца Ли Яна богатыми подарками, а чанцзы Лу Лишуань получила звание благодаря любезному приёму, оказанному другому судье, принцу Ли Цзяню. Поговаривали также, что принц Ли Юй настойчиво пропихивал в список свою наложницу Бай Линьюй, но два других принца сочли его выбор пристрастным и отказались провозгласить её первой красавицей.
Сюаньженю не было никакого дела до чужих сплетен, хоть угроза девушкам заставила его насторожиться. Но почему Ван Шэн так напуган?
— Ты-то почему так струхнул?
— Воистину, кто смотрит на мир, как на капли росы, того не видит царь смерти! Опомнись, Сюаньжень! Сколько можно витать в облаках! Имена этих красавиц известны всем! Посмотри сам! — Ван Шэн ткнул в стену Храма императорских предков, где на прилавках торговцев висели портреты первых столичных красавиц этого года. Сюаньжень с удивлением взял и принялся рассматривать портрет Ши Юнлянь, дочки столичного префекта.
— Ну и страшилище! Зачем она так вытаращила глаза? А что за безвкусица у неё на голове? Кошмар какой-то…— Сюаньжень брезгливо отбросил портрет.
Портрет Си Мэй, супруги начальника императорской стражи, тоже не привёл его в восторг.
— Ох, и носище! Если она высунет изо рта кончик языка, вполне дотянется до кончика носа! Удод какой-то
Чжан Цзяньхуа, вдова богатого торговца шёлком, увы, тоже не потрафила тонкому вкусу Ченя Сюаньженя.
— Ох, и толщина! Жаба, конечно, символ богатства, но зачем же её уподобляться? — он брезгливо отбросил третий портрет и взялся за четвертый.
— О, вот эта недурна, а кто это? Что? Ли Сюли, супруга старшего следователя Судебного магистрата? — Сюаньжень оторопел. — Как это? Моя Сюли признана первой красавицей города? А ты знала об этом? — подозрительно спросил Сюаньжень супругу.
— Конечно, Юншэнь сказала мне об этом ещё два месяца назад.
— А почему мне никто об этом не сказал?
Ван Шэн завёл глаза к небесам.
— Ты неподражаем, Сюаньжень! Это что — сейчас важно? Сюли угрожает опасность! — Шэн умолк, натолкнувшись, как на риф, на ироничный взгляд дружка. — Ты так не считаешь?
— Ты неподражаем, Шэн! — теперь Сюаньжень завёл глаза к небесам. — Я сто раз говорил тебе, что Суянская лиса может за себя постоять. Вспомни дело дурачка Чжана Жи! Однако, остальные девицы ведь не лисы, да? Тогда эти уродины и впрямь в опасности! Но что делать? Мы же не можем раскрыть преступление раньше, чем оно произойдёт?