Созерцатель
Шрифт:
Но кое-кто из тех зрителей, что постарше, разрабатывал совсем иные пласты фильма. Этот некто отмечал, конечно, про себя профессионализм трюков, но более пристально наблюдал еще и за исполнением на салонном рояле мистером Фушоном «Аппассионаты» Бетховена. Его не могли не заинтересовать слова: «Новый Орлеан, Рио-де-Жанейро, Югославия, почему бы и не в России? Восточная Европа – там мы сможем работать годами».
Верно! Этим внимательным зрителем оказался тот самый вальяжный господин, который называл себя Максом. Он владел закрытым элитным клубом для очень богатых господ, девизом которого был слоган: «Для нашего клиента мы
Когда Макс объявил членам клуба о новой экстремальной услуге, господа пришли в восторг. Ведь они уже по несколько раз просмотрели фильм и были от него без ума. Словом, недостатка в клиентах не было.
Бывали, правда, и недоумения. Однажды, например, ворвался к нему нервный, но очень важный клиент.
– Макс, ну вы что, совсем за любителя меня держите? – возмущался Эдуард, рассматривая фотографию и несколько строк характеристики Игоря Беклемишева на обороте. – Мне бы, как в «Hard Target», опаленного войной спецназовца или хотя бы ветерана Чечни или Афгана.
– Думаю, Эдуард, вы еще в полной мере не оценили кандидатуру, – медленно, чуть не по слогам, произнес Макс, небрежно играя на рояле «Аппассионату». – Наш психолог считает его самой, что ни на есть, трудной мишенью. Словом, узнаете всё сами. – Саркастически улыбнулся и полушепотом добавил: – Впрочем, если это парень окажется вам не по зубам, мы подберем вам кого-нибудь полегче. Но это будет уже другой контракт с другой предоплатой.
– Нет уж! – произнес охотник. – Я теперь его из принципа в три дня сделаю.
– Удачи! И прошу не забывать, согласно контракту, у вас только две попытки в течение месяца. В случае провала второй попытки мишень выбывает из списка жертв. Мы же гуманисты: значит, не судьба!
– Я в деле! – рявкнул Эдуард и выскочил из кабинета.
– Лучше бы ты, дружок, на рыбалку поехал, – устало проворчал ему в спину владелец клуба.
Итак, Макс передал Эдуарду фотографию Игоря, его приблизительные данные – и началась игра. Охотник Игорю достался такой, что шансов выжить у него просто не было: умный, агрессивный, удачливый бизнесмен, в хорошей спортивной форме, меткий стрелок. К тому же, он через друзей имел личный вход в секретную базу данных, где без труда нашел Игоря и приступил к выслеживанию.
Согласно статистике, каждый миллион тонн угля, добытый из недр земли, стоит двух человеческих жизней. Спрашивается: сколько необходимо уничтожить людей для присвоения миллиона долларов? Такой статистики нет, во всяком случае, официальной. Можно, конечно, разделить сумму миллионных состояний на количество убитых людей за искомый период и получить что-то вроде один человек на шестьдесят миллионов. Но разве можно учесть в этой арифметике тех, кого уволили за честность, нежелание покрывать воровство, убивать себе подобного? Такие «реликты» тихо-мирно прозябают на сто долларов в месяц, незаметно спиваясь от тоски и безысходности. Или взять их семьи, которые доживают в нищете и умирают не в положенные Богом 70-80 лет, а средне-статистические 52 года? Если на чашу весов положить все причины умирания, то скорей всего, статистика
Эдуард Борисович Бурунов, как известно, уважал расчет, поэтому с самого начала своей капиталистической карьеры записывал количество уничтоженных им человек. Еще до отмены шестой статьи Конституции СССР, закреплявшей главенство КПСС, Эдик учился в подпольной школе каратэ. С появлением первых кооперативов он в восемнадцать лет открыл свой первый клуб каратэ. Среди учеников преобладали будущие и настоящие бандиты. Там он сколотил свою первую группу и стал отнимать бизнес: узнавал, кто процветает, приходил и отбирал. То есть, все продолжали работать, но уже не на себя, а на него, Эдуарда. Но очень быстро ему стало скучно – поговорить же не с кем.
Тогда открыл он собственное стрельбище и выбрал из трех десятков стрелков трех снайперов, с которыми было о чем поговорить. Это были ребята начитанные, со своей волчьей эстетической философией. Отныне он приезжал на «стрелку», вонзал холодный взгляд в переносицу бригадира, объявлял, что его противники под прицелом снайпера и спокойно выставлял требования: миллион долларов «за беспокойство» и никогда ему на глаза не попадаться. Следовал щелчок пули в сантиметре от ноги старшего бандита, что делало противную сторону предельно покладистой. Только однажды не в меру горячий горец возмутился – и тут же рухнул с простреленным виском. «Кто еще против?» – спросил Эдуард, с любопытством разглядывая присмиревших бандитов. Коллеги убиенного оценили серьезность Эдуарда и через неделю в указанное место безропотно принесли чемодан с деньгами, принеся самые искренние извинения.
Дважды на Эдуарда устраивали охоту, и дважды он оставался невредимым. В ту же ночь его люди уничтожали не только заговорщиков, но всех подельников и родичей «заговорщиков» – эта расчетливая, безжалостная жестокость отрезвляла всех противников. Его стали бояться, ему отдавали всё, только бы не спровоцировать побоище. Так довольно скоро он встал во главе собственной финансовой империи. Подводя годовой итог, Эдуард подсчитал, что за каждый миллион он в среднем платил 0,34 человеческой жизни. «Не так уж и много», – сухо констатировал он.
А началось всё это, пожалуй, с собаки. Даже не собаки, а так – собачонки, размером чуть больше крысы, на тоненьких трясущихся ножках. В то время Эдику было чуть больше десяти лет. Как-то в соседнем дворе сзади, где-то у самых его сандалий, резко и громко гавкнула псина. Мальчик испугался и побежал, собачка – за ним. Эдик бежал на глазах детей и взрослых и кричал изо всех сил. Заскочил в свой подъезд, захлопнул дверь и только тогда решился посмотреть сквозь грязное стекло наружу. Крохотная собачка кругами бегала под дверью и тявкала, а люди – ему показалось, что их было очень много – смотрели ему вслед и… смеялись. Эдик почувствовал себя трусом и слюнтяем.
Всю следующую ночь мальчик не спал. В его голове чередовались сценарии мести, один другого страшней. Той ночью мальчик выжег в своей душе всё доброе и светлое. Той ночью Эдик несколько раз произнес страшные слова: «Я душу свою продам за то, чтобы стать сильным». В ту ночь мальчик решительно вошел в широко распахнутые врата ненависти.
А утром он чистил зубы и взглянул на отражение в зеркале. Вроде бы ничего там не изменилось… Разве только глаза. В черноте зрачков, поселилась холодная расчетливая злоба.