Созерцатель
Шрифт:
После разгрузки вещей Даша вызвалась показать мне поселок. Мы дошли до Дворца культуры с колоннами – и тут я будто проснулся от сладкого сна и вернулся в реальность. Да я же тут жил! Мы с мамой снимали комнату в этом поселке два года, когда ожидали нашу кооперативную квартиру. Я потащил Дашу за руку по знакомой улице и, завернув за угол трехэтажного дома послевоенной постройки, мы оказались во дворе. Вот дом, в котором я жил. Вот окна нашей комнаты. Тут я ездил на велосипеде, там развешивал белье сушиться. А за тем домом – стадион, по дорожке которого я каждое утро пробегал три круга. А вон там был пивной зал, вокруг которого постоянно крутились жаждущие мужички. Там – баня, а за ней улица, по которой мы ходили в лес. Это всё моё!
Я водил Дашу за руку и
А когда мы, наконец, дождались ордера на свою кооперативную квартиру и переехали в новый дом, мы смотрели на огромный семнадцатиэтажный человеческий муравейник о шести подъездах и думали: если в маленьком доме у нас было столько друзей, то сколько же будет здесь!
– И сколько? – спросила Даша.
– Практически ни одного, – ответил я, глубоко вздохнув. – Представляешь, однажды мама ушла в гости с ночевкой, а я забыл ключи дома. Я звонил во все двери, и никто не открывал. С нашего, шестнадцатого этажа, я спустился аж до пятого, пока мне не открыл пьяненький старичок в трусах. Он услышал о моей беде, взял топор и прямо в трусах поехал со мной на лифте. Отжал мою дверь от косяка и впустил домой. Я ему предлагал в качестве благодарности деньги, выпить – он отказался и даже обиделся. Потом этот добрый человек несколько лет работал у нас вахтером, и мы с ним раскланивались при встрече, а потом заболел и пропал. Говорят, его взяла к себе дочь.
Но как Даша всё это слушала! Она переживала каждое слово, она впитывала каждый мой звук. Её глаза смотрели с такой нежной теплотой, что мне хотелось кричать от счастья. Господи, ведь мне скоро пятьдесят лет, а я только сегодня встретил свою первую любовь!
Потом пришла очередь Даше рассказать о себе. Она долго откладывала, но потом, наконец, решилась:
«А теперь начну обещанный рассказ. Начну с детства. Откуда же ещё?
Если проанализировать свою жизнь, все свои беды и несчастья, то приходишь к выводу, что всё это закономерность и иначе быть не могло. Мои родители жили ужасно! Отец постоянно избивал маму, доставалось и нам. Нам – это детям. Нас в семье трое, то есть, у меня есть старший брат и младшая сестра. Мы с братом были неуклюжие, низкорослые головастики с тонкими ручками-ножками и, наверное, своим видом вызывали неприязнь у окружающих. Поэтому, боясь попасть под горячую руку, обычно прятались под кровати-углы, где нас тяжелее было заметить и избить. А бил отец здорово, всем, что попадалось под руку, бил с остервенением, не давая себе отчета. А сестра родилась маленькой куколкой – складненькая, волосы завиты кудряшками. В неё влюблялись все и сразу. Стоило ей подойти и сказать: «Папа, не бей маму» – и он утихал.
Да, не сказала самое главное: родители нас рожали, а воспитывала бабушка. Вот о ком можно писать книгу! Её ангельское терпение, её доброта до сих пор согревают наши сердца. Никто из нас не скажет о ней плохого слова, не придумает.
Вот так всё сложилось, что у нас был свой союз. Брат любил и защищал меня. Стоило кому-то пошутить «заберём твою сестричку», как он кричал: «Где мой топор? Зарубаю!» А сестра слушалась только меня. Я для неё была всем – и мамой, и папой. Уже подросли, а мама часто говорила: «Ну скажи Моте, она только тебя слушается!» Так и было. Мы и сейчас остались дружны. Но... Есть одно «но». Собираясь вместе, втроем, вспоминая детство, я вижу по разговорам, что они не простили родителей. Я простила… И сразу стала любить их. Потому, что поняла. Я все поняла. Все наши беды от наших грехов.
Можешь представить меня в то время? Эдакий волчонок. Судила всех
Когда я поняла, что отношения у меня с будущим мужем такие же, как у мамы с отцом, вспомнила все обиды, что нанесла ей (а ведь обиды от детей они самые горькие). Вот даже сейчас слёзы на глаза просятся... Мне так стало жаль свою маму. Я каялась в этом грехе искренне и просила у неё прощения. И после этого всё изменилось. Ну, и где причины наших неудач? В нас самих, в нашей строптивости, в нашем высокомерии, в нашей гордыне.
А теперь один из самих нелицеприятных случаев о себе, нелюбимой. Поверь, я вела себя ужасно. Эта история самая страшная из всех, потому и привожу её тебе. Из дома я бежала, как из ада, оно и понятно. Верила в светлое будущее, не поняв и не простив всех в прошлом. Когда поступила в педагогический, уехала в город и больше домой возвращаться не хотела. Приезжала только в гости. Некоторые в поселке удивлялись, что у мамы есть ещё одна дочь, обо мне тогда уже стали забывать. История...
Приехав в один из выходных, вернее, это была сессия, я готовилась к экзамену, сидя на лавочке около дома (таким образом я ожидала почтальона, чтобы купить конверты). В это время подъезжает на тракторе сосед и оставляет трактор работающим прямо возле меня. Я его отругала, дескать, оставляй его возле своего дома, а то у меня от него голова болит и мешает готовиться к экзаменам. Вот она моя строптивость! Это я сейчас понимаю, что советский трактор завести не так просто и многие оставляют его в рабочем состоянии на время перерыва. Но тогда! Что ты! Короче, я взяла камушек и бросила в трактор. Метко! Стекло сразу же рассыпалось на мельчайшие кусочки. Вот тут я и вспомнила о своём отце. Как ты думаешь, что я сделала? Поднялась и ушла. Даже не заходя домой. Побежала по шпалам, мимо посадок прямо до Салтыковской (на своей станции ждать электричку я побоялась, так как меня бы там быстро обнаружили). Там купила себе расческу и билет. Так и приехала в общежитие с книжкой в руках и халатике. Хорошо, что рубль был в кармане (на конверты). Приехала и успокоилась. Видите ли, избежала наказания.
А теперь представь: шесть утра, стук в дверь, открываю – на пороге мама. Как она плакала! Они всю ночь искали меня по посадкам. Мама так и сказала, что если бы меня не было в общежитии, то домой она бы не вернулась.
Я сейчас снова заплачу... Какая я была глупая и черствая! Андрюш, я очень-очень плохая. Ты даже не представляешь...»
Даша рассказывала о том, какой плохой она была, а я слышал исповедь кающейся грешницы, и с каждым словом она становилась ближе и родней.
Однако мы вернулись в дом Матильды. Мать и Даша долго благодарили Игоря за столь явное преображение бывшей хулиганки. А Мотя лишь смущенно улыбалась и промокала глаза. Наш созерцатель, конечно, пожелал остаться на пару дней. Потом… Я набрался смелости и сказал те слова, которые если бы не сказал, то, наверное, умер бы:
– Даша, я теперь уже не смогу без тебя. Ради Бога, поехали ко мне. Я предлагаю тебе руку и сердце.
На что она, подумав не дольше пяти ударов пульса, ответила просто и ясно:
– Я согласна. Поехали.
Старушка-мать благословила нас старинным Казанским образом Пресвятой Богородицы. Мы сели в машину и поехали. Домой.
В детстве я последовательно мечтал стать: водителем троллейбуса, таксистом, продавцом мороженого, милиционером, барменом, спасателем на пляже. Этот трудоряд мог бы стать меткой характеристикой тому шалопаю, которым я был когда-то и, увы, по большей части остался и по сей день. Тут, как в открытой книге, можно прочесть все мои пристрастия.