Созерцатель
Шрифт:
Они заставляли нас уничтожать конкурентов и, пройдясь по костям, зарабатывать деньги, много денег, которых нам и так всегда хватало.
Они пугали нас смертью, которую мы ожидаем, как освобождение от мерзости земной жизни и переход к вечному блаженству.
Они прельщали нас мнимыми ценностями, хоть мы испокон веков обладаем несметным богатством, которое у нас никто не отнимет, потому как оно находится в вечности, недостижимой и непостижимой для них.
Они пытались нас обмануть, предлагая множество разной лжи, но все их попытки разбивались о камень Истины, которую мы впитали с молоком матери, которая проста и ясна даже для младенца – смиренная любовь.
Они пытаются запугать, обмануть, уничтожить нас, на что мы отвечаем как наши непобедимые предки: «Нас – рать! С нами Бог! И кто против Него?!»
А
– Сколько ты зарабатываешь за смену? – спросил старик.
– Пять тысяч, – не моргнув, соврал шофер.
– Хорошо, я заплачу тебе десять тысяч, но с условием: ты нас довезешь до места, переночуешь и отвезешь моего попутчика обратно на станцию. Идет?
– Идет, – кивнул тот и, суетливо открыв багажник, сел за руль.
Мы ехали по шоссе, свернули в лес и дальше пылили по грунтовой дороге слегка присыпанной крупным щебнем. Останавливались в лесу, завтракали и снова ехали, забираясь в глушь. Приехали в монастырь к трапезе. Нас встретил странный мужик с длинной бородой и провел в келью к игумену. Потом нас покормили, положили спать в прохладной келье. Вечером наш водитель пошел на рыбалку, а мы – в храм на всенощную. На вечерней трапезе игумен рассказал, как он однажды приехал сюда на охоту и обнаружил развалины этой обители. Вернулся в Москву, а она словно каждый день звала обратно. Тогда он через полгода еще раз приехал. А тут уже поселился первый монах, с которым он провел в беседах не один день. Потом и его постригли в монахи, а чуть позже – в иеромонахи. Так он стал игуменом этой обители.
Потом он отвел нас в келью к старцу обители, который «сам недавно пришёл». В пустой комнатке на табуретке сидел седой старичок в латаном подряснике дореволюционных времён и привычно перебирал чётки. Говорил он тихо, с едва заметной доброй улыбкой. Он покряхтел, выдвинул из-под кровати затертый до дыр чемоданчик и извлёк оттуда тяжелый старинный альбом в муаровой обложке. Он листал страницы с пожелтевшими фотографиями и рассказывал, каким богатым и цветущим был этот монастырь: вот храм из белого мрамора, вот просторный братский корпус из черноморского песчаника, привезенного благодетелем. Вот у этой березы его потом расстреляли. Посмотрите, какие толпы приезжали сюда по праздникам, и ведь всех кормили и устраивали на ночь. Этот куст сирени привезли с Афона, и из малого росточка вырос и раскустился эдакий гигант! Перевернул он страницу и пошли современные фотографии: руины, кучи мусора, крапива с человеческий рост. Старец с той же улыбкой и с тем же кротким умилением рассказывал, как пришли солдатики, многих сразу расстреляли, кого-то с собой забрали, а прежде чем уйти, погрузили ценности в телеги, взорвали все храмы и здания. Сам старец был арестован и сослан на Соловки, где прожил лучшие годы жизни, когда «небо отверсто и ангелы сходят и восходят с душами мучеников».
Несколько раз я подпрыгивал от возмущения! Во мне закипал «праведный гнев» и рвался наружу, но каждый раз старчик поднимал на меня детские глаза, облучал неземной любовью и я затихал. Наверное, если бы это всё рассказывал кто-то другой, я не поверил бы в его искренность и осудил бы за равнодушие… Но в этой нищей келье сидел рядом со мной очевидец всех событий и только он в своей ветхой одежде, переживший расцвет и падение, арест, допросы, избиения, ежедневную угрозу расстрела – только этот человек имел право вот так смиренно говорить: «Всё по воле Божией, детки. Раз нужно, Господь попускает разрушение храмов. А наше дело за всё благодарить Божию милость к нам. Слава Богу за всё!» На прощанье он благословил нас пряниками, а передо мной сделал низкий поклон, дотянувшись до пола рукой. Ушел я от него потрясённый, пристыженный, унося в душе сокровенную радость.
– Почему именно мне поклон? – спрашивал я Федора Семеновича.
– Знаю, но не скажу, – ответил тот.
– Почему старец мне кланялся? – спросил я игумена.
– Вообще-то именно так он смиряет нас, – сказал
– Спасибо, успокоили.
Ночью, перед сном я с неприязнью рассмотрел множество комаров, сидящих на фанерных стенах. Ну, думаю, веселая ночь нам предстоит. Но вот в соседнюю келью вошел игумен и встал на ночную молитву. Мы слышали его громкий шепот, скрип половиц от земных поклонов, под которые мы заснули. Несколько раз ночью я просыпался. За фанерной стеной по-прежнему шептал монах и без устали клал земные поклоны. Синеватый свет полной луны падал на стены. Там смирно сидели комары, не пытаясь взлететь. Утром за трапезой я сказал об этом игумену, а он смутился, пролепетал о том, что он велел насекомым не тревожить гостей, и попросил никому об этом не рассказывать.
После завтрака шофер сел за руль и несколько раз нетерпеливо прогудел. Федор Семенович положил мне руку на плечо и, глядя в лицо, сказал:
– Ты не обижайся на меня, Андрей, за то, что я тебя сюда привез. Мне очень нужен был человек, который помог бы мне сюда доехать и не сбежать с полпути. Я ведь приехал сюда умирать. Назад дороги нет. Это мой выбор. Так что прости меня, помолись обо мне и сюда больше не приезжай. А то могу не выдержать и с тобой обратно вернусь. Не обижайся, брат. Благослови.
Потом была дорога, разговоры с шофером, станция, билетная касса, поезд, купе, жидкий чай с печеньем и постоянное, неутолимое чувство утраты.
Путешествие из «Елисея» в Питер
Как-то ехали мы в электричке, и мне вспомнился один потешный детский тест. Я достал блокнот, нарисовал пять квадратов, в них – символы, которые у человека вызывают подсознательные ассоциации. И предложил Даше быстро, без размышлений заполнить квадраты какими угодно значками, рисунками или цифрами.
Даша начиркала что-то и с ироничной улыбкой протянула мне. Вот что там было:
Главенство Воля Дом Тип мышления Наличие цели
Каждому квадрату я присвоил имя и надписал. Потом выдал результаты тестирования. Итак, первые два квадрата показали, что она предпочитает подчиняться чужой воле и нуждается в покровительстве, подвержена влиянию чужой воли… Тип мышления – конкретный, в жизни имеется цель, которой она неукоснительно следует. А вот третий квадрат меня несколько озадачил. Маленький уголок в большом пространстве символизирует семью, дом, очаг – и Дашины интересы находились вне дома. Даша усмехнулась и сказала, что это неправильно.
Спустя какое-то время я вспомнил об этом шутливом тесте и признал, что реальная жизнь показала полное соответствие результатов теста с поведением Даши.
Когда у неё был выбор, провести вечер со мной или посидеть с больной мамой или тоскующей сестрой, она всегда выбирала последнее. Когда мне требовалась какая-нибудь отвертка или пассатижи, я обнаруживал их отсутствие. Как-то незаметно, почти все инструменты перекочевали из моей кладовки в детсад Даши. Я конечно понимал, что «всё лучшее – детям», но иногда чувствовал обиду, растерянность… Каждый раз спрашивал себя: если бы в день нашего знакомства мне стали бы известны предпочтения моей будущей супруги, решился бы я жениться на этой девушке? … И каждый раз отвечал: да и еще раз да, и нет в том никаких сомнений. Я любил её такой, какая она была, и не видел необходимости что-то в ней менять. Да и не смог бы…