Спасите, мафия!
Шрифт:
— Мукуро, ты мазохист?
Бедный фокусник аж глаза распахнул от удивления, а я продолжила:
— На фига козе баян? Да чтоб такой лабиринт в волосах намутить, надо у зеркала минут тридцать простоять!
— Навыки приобретаются с опытом, — наставительно заявил Фей с хитрой ухмылкой. — А я эту прическу много лет ношу!
— И за сколько ее соорудить можешь?
— Минуты за три.
— Да ладно! — прифигела я, распутывавшая ее минут десять.
— Какая ты недоверчивая, — ехидно протянул Фей и получил щелчок в нос, который его вряд
— Ну что, спать будешь? — сменила я неприятную тему на важную, всё же решив добиться ответа на этот вопрос, потому как мешать Мукуро мне не хотелось. Ему ведь надо было отдохнуть, а когда голова болит, сон — лучшее лекарство.
— Буду. Часов в десять, — заявил он с хитрющим прищуром. — А до тех пор надеюсь на компанию.
— Ладно, — покладисто согласилась я. — Тогда двигайся, а то мне так сидеть неудобно. За целый день брожения устала, как собака Павлова от опытов.
— Бедная собака.
— Не то слово.
Мукуро соизволил-таки сдвинуть свою бренную тушку к правому краю полатей, а я, скинув тапки и пиджак, уселась слева от него, опершись спиной об изголовье кровати. Правда, мне не сиделось: я почувствовала, что слегка подмерзаю, а потому решила не уточнять, от нервов это или от похолодания, и, ни слова не говоря, поднялась, обула тапки и ломанулась к себе. Хапнув собственное синюшнее теплое-претеплое покрывало, я с довольной лыбой вернулась к Фею, почему-то сидевшему на кровати и обувавшему башмаки.
— Куда? — возмутилась я.
— Это ты «куда»! — еще больше возмутился он.
— Ой…
Н-да. Вот вечно я так… Моя самостоятельность — бич окружающих порой, потому как адекватные граждане, не привыкшие, что о них заботятся, как о королях мира, и впрямь в жизни бы не подумали, что я могла свалить за одеялом. Правда, моим родителям иная мысль в голову бы в данной ситуации не пришла, разве что ее заменила бы мысль о том, что я помчала за вечерним чаем для них… Но это всё мелочи. Я положила покрывало на постель иллюзиониста и, потерев предплечья, сказала:
— Холодно. Я волновалась, что ты простудишься.
— Детский сад! — вынес вердикт всё еще возмущенный, но явно довольный Фей.
— Угу, — покаянно кивнула я, и иллюзионист заполз обратно на свою лежанку. Я осторожно укрыла его одеялом и уселась у изголовья кровати слева от закрывшего глаза и притворившегося спящим парня. Однако тот факт, что я села на одеяло, а не накрылась им, заставил Мукурыча глазки распахнуть и высказаться:
— Обо мне позаботилась, теперь о себе позаботься.
— Неудобно это, — поморщилась я.
— Точно детский сад! — фыркнул Фей, закатывая глаза. — Ты что думаешь, я на тебя кинусь, как голодный волк на олененка, если ты сменишь место дислокации?
— Нет, — фыркнула я. — Во-первых, ты на такое не способен, а во-вторых, я тебе, как женщина, до лампочки.
Ананас мне не ответил и лишь сверлил меня подозрительно мирным взглядом, ну а я забралась под одеяло,
— Я не ставлю себе недостижимых целей, запомни, — ни с того ни с сего разорвал Фей уютную и спокойную тишину. — Даже если бы ты мне понравилась, шанса тебя завоевать у меня не было. Потому я не стал бы ставить это своей целью.
Это еще что за откровения Чезаре Борджиа о сестре?! Я распахнула глаза и с удивлением уставилась на иллюзиониста, но он смотрел в потолок и одаривать меня пояснениями сей тирады не собирался.
— Мукуро, только не говори мне… — начала было я тихо и офигело задавать жутко нелогичный вопрос, но меня перебили.
— Нет, ты не в моем вкусе, — усмехнулся Фей. — Если не веришь, вспомни день, когда мы показывали твоим сестрам светосферы. Как мы с малюткой поняли, если влить в шар Пламя Тумана, он принимает форму самого главного существа в твоей жизни. Для Франа это оказалась твоя сестра. Для меня — «Мукуро», — иллюзионист поморщился, произнося собственное имя, которое также было именем Филина Тумана — его оружия из коробочки Вонголы. Да, фантазия Хром была в явном неадеквате, ну, или фанатизме, когда девушка птичку имечком одаривала…
— Извини, приглючило меня. Не повторится, — пробормотала я, чувствуя, что у меня отлегло от сердца. А то страшновато было предполагать, что я вдруг кому-то понравилась, тем более кому-то настолько… хорошему, но к кому я сама не испытывала никаких амурных чувств. Только дружеские. Да, меня не глючит, я и правда думаю, что Рокудо Мукуро — неплохой человек, хоть и с заскоками… Ведь даже его фортели в начале нашего знакомства имели вполне логичное объяснение: он просто хотел понять, с кем его свела судьба-злодейка, с «хищником» или с «жалким травоядным». А в силу своей вредности, пофигизма к «ближним» и, чего уж там скрывать, относительной жестокости, он устроил из проверки какую-то несусветную жуть в виде пыток, как моральных, так и физических. Но я его за это уже давно простила: он ведь не со зла, а просто потому, что натура у него такая — недоверчивая, наглая, мстительно-вредная и отчаянно не желающая, чтобы его подставляли, стремящаяся защититься от этого любой ценой… Но несмотря на всё это, в глубине души он не плохой человек, а это главное.
— А я не против, — усмехнулся иллюзионист, прервавший мои размышления о нем самом, закрывая глаза и давя ехидную лыбу. — Значит, ты всё же воспринимаешь меня как мужчину, а не как предмет меблировки.
— Хватит тешить свое эго за мой счет, Нарцисс! — фыркнула я.
— А может, мне нравится? — заявила вредная Ананасина и хитро на меня покосилась. — Что сделаешь?
— Буду с честью переносить все тяготы и лишения воинской службы, — передала я общую суть одной из фраз армейской присяги с тяжким вздохом.