Спасите, мафия!
Шрифт:
— Месть не красит человека, — изрек он мудрую мысль.
— А это не только месть, — хмыкнул я. — Это попытка на будущее мозги вправить. Чтоб не зазнавался. Судьба штука хитрая — сейчас ты на коне, а завтра конь тебя копытами топчет.
Не знаю уж, как он меня обозвал, но с полатей слез и уселся на лавку, завернувшись в полотенце и потирая ляжки. Ну вот, зато завтра он у меня человеком будет! Нет, это я не о том, что он хамить перестанет — просто у него на ногах мышцы дико напряженные были, а я ему их пропарил на «ура»! Я посидел еще чуток на лавке и спросил у их босса:
— Ну что, рискнешь?
—
— Всё нормально, — с улыбочкой перебил его Тсуна и кивнул. — Переживу. Да и мне интересно.
— Ладно, — поморщился Хаято, а Рёхей на меня как-то подозрительно-напряжено покосился. Да ладно, не собираюсь я его боссу устраивать сеанс порки… Тсуна заполз на полати и был одарен знатным массажем, без применения экстренных мер воспитания.
Кстати, что интересно, все три парня были очень спортивными, подтянутыми и явно много дрались — ладно, мышцы хорошо развиты были, так у них еще и шрамов до чёртовой бабушки было. Особенно у Рёхея. Интересно, где они и с кем так дрались, что столько шрамов заработали?..
Тсуне процедура явно понравилась, и когда я его пропарил, парни получили от меня наказ: «Можно мыться — таз в зубы, и вперед».
— Таз? — опешил всё тот же Тсуна.
— А ты здесь видишь душ? — фыркнул я.
— Может, мы лучше до душа дойдем? — засомневался парень.
— Волков бояться — за грибами не ходить, — хмыкнул я. — Таз в руки, горячей воды из краника налил, холодной из бачка разбавил — и вперед.
— Ладно, — сдался Тсуна и потащил свой худосочный суповой набор, обернутый в полотенце, к печи. Хаято ломанулся следом, а Рёхей, почесав тыковку, спросил у меня:
— А зачем Вы Гокудеру так?..
— Да потому что он никого не уважает, кроме босса вашего! — возмутился я, скрещивая руки на груди. — Ни меня, ни сестер, его приютивших, ни рабочих — никого! Ладно еще я, ладно парни, а девчата что ему плохого сделали, что он их «глупыми женщинами» зовет? Умный других дураками не называет! И вообще, уважение-то к хозяевам должно быть!
— Они и сами могут высказать свои претензии, — огрызнулся куряка, наливая в алый тазик кипяточку.
— С их характерами? Ни в жизнь, — хмыкнул я. — Манька выскажет всё, да. Ленка тупо тебя пропесочит, если совсем достанешь, но в девяноста процентах случаев просто промолчит. А Катька сделает вид, что всё хорошо, и тебе же еще пирогов напечет за твое хамство.
— Ну и зря, — вынес странный вердикт Хаято и, разбавив кипяток холодной водой, уселся обратно на лавку.
Тсуна с Рёхеем тоже себя одарили, и парни начали неуклюже намываться, соизволив-таки снять полотенца и стараясь друг на друга не смотреть, и только Рёхею, кажется, на такое голопопое положение вещей было начхать — он не смущался. Наконец они вымылись, сполоснулись и были мною одарены тазиками с прохладной водой. Рёхей с ором: «Экстрим!» — вылил содержимое на себя и встряхнулся, как барбос, Хаято, что-то бубня не по-нашенски, тоже ливанул на себя воду. А Тсуна, почесав кончик носа, спросил у трудяги:
— Рёхей, я не привык к такому, закалки никакой. Как думаешь, можно?
— После того, как пропарились, да, — явно со знанием дела ответил вытиравшийся трудоголик.
— Ладно, — печально,
— Еще бы, — ухмыльнулся я и, дождавшись, пока они вытрутся, выпроводил чистеньких, свеженьких и разомлевших гостей недорогих в предбанник. Рёхей, зевая и потягиваясь, быстро оделся и заявил мне:
— Мне экстремально понравилось! Я видел, что вы с работниками каждые выходные баню топите. Можно с вами в другой раз?
— Да без проблем! — хохотнул я. — Приходи, массажик сделаю, веничком отхлыстаю — вмиг поздоровеешь!
— Ага, или на части развалишься, — подал голос «пострадавший».
— Э, нет, — хмыкнул я. — Тебе, может, и было горячо да больно, зато завтра будешь как огурец! И забудешь о проблемах с мышцами ног.
Хаято на меня чуть удивленно посмотрел, что-то пробурчал не по-нашенски, натянул свитер и свалил. Следом помчал Рёхей, а Тсуна, подойдя ко мне, вдруг тихо сказал:
— Месть — всё же не самый лучший способ отстоять свою честь. Куда сложнее простить, но одновременно с этим — куда приятнее. Потому что месть душу не спасет — ни мелкая, ни крупная. А прощение дарит покой.
— Мал еще, меня учить! — возмутился я на такую наглость.
— Я не учу, — покачал головой парень с какой-то грустной улыбкой. — Просто говорю, что месть чаще всего порождает месть. И если Вы повторите то же самое с Принцем, он, не умеющий прощать, потом отомстит Вам. Лучше простите его. И забудьте. Потому что иначе хуже будет только Вам — его душа привыкла к мести и не понимает, что рвет ею сама себя. Хотя всё равно болит.
— Да ты!.. — мое праведное возмущение не стали слушать — Тсуна просто свалил из баньки куда подальше, а я, если честно, призадумался… Может, и правда — ну его, царька этого? Надо быть выше…
Подождав минут десять и бухнув водички из графина (блин, вода таки не пиво, а жаль!), я, сидевший в предбаннике в одном набедренном полотенце, наконец «дождался» — одарила меня вторая партия искателей приключений своим визитом! Явились, не запылились… А если б запылились, парок грязюку б смыл, хе-хе! В предбанник вошли: блондин, нервный и растерянный, с улыбкой, настолько вымученной, что я его аж пожалел; японец с улыбкой от уха до уха, явно искренней, и исследовательским интересом в глазах; длинноволосый седой мужик с таким выражением лица, словно готов был меня и всех в радиусе ста метров расчленить на миллион частей; и давящий злобную лыбу недобитый эсерами царёк.
— Значит, так, — вставая, нахмурился я, — говорю сразу, чтоб как с той партией не получилось. Раздеваться догола, полотенца на бедра, всё железо оставляем здесь, иначе вам придется ой как несладко в парной.
— Ши-ши-ши, боишься стилетов Принца? — донеслось в ответ.
Терпения мне, ой, терпения… Что за люди?!
— Нет, боюсь как бы твою царскую кожу не поджарило твоими же бритвами! — раздраженно ответил я, и коронованный, а точнее, одиадеменный пацан заржал. Хотя это громко сказано: он зашипел. А вот японец с мужиком длинноволосым переглянулись, и оба резко нахмурились — у чернявенького аж улыбка с губ сползла. Чегой-то они?