Спасите, мафия!
Шрифт:
— Что смотришь? — хмыкнул я. — Полотенце долой, кости на полати!
— Ладно, — почесав нос, кивнул он, повернулся к друзьям, тут же отвернувшимся, задом и, стянув полотенце, кинул его на лавку. Я снял тазик с лежанки, поставил на пол, выудил из него венички, встряхнул их и, когда парень улегся на полати пузом вниз, скомандовал:
— Расслабься и получай удовольствие. Я банщик со стажем — разомну так, что завтра себя другим человеком почувствуешь!
— Ага, — как-то подозрительно напряженно ответил Рёхей,
— Понеслась, нелегкая!
Начав осторожно похлопывать трудягу по ногам, я подумал, что он и впрямь слишком зажатый. Он что думал, я его начну хлестать, как барин крепостного плетью, что ли? Да прям! Это ж целая наука, тут нахрапом брать нельзя! Пока я осторожно распаривал тушку Рёхея, его друзья о чем-то шушукались, но я прислушиваться не стал. Наконец, парень расслабился, а я начал активно его парить. Рёхей потел, балдел и чуть ли не урчал от удовольствия — по крайней мере, лыбу давил знатную. Когда я начал нагнетать воздух погорячее, этот балбес возопил:
— Это экстремально здорово! А пожарче можно?
— Пока нельзя, — ухмыльнулся я, подумав: «О, наш человек!» — Терпения наберись.
— Ладно, — покладисто согласился трудяга, и я продолжил свое благое начинание охаживания его веничками по спине.
Решив сделать ему «зеленый компресс», распарил я, значится, один веник у себя над головой, а затем положил парню на поясницу: кажись, у него там мышцы напряженнее всего были. Накрыв горячий веник сверху вторым, попрохладнее, я был одарен благодарными прибалдевшими словами:
— Хорошооо… Ох, хорошо…
— А то! — хмыкнул я, продолжая лечебную процедуру, отлично спасающую от болей в спине. Сделав компресс, я начал растирать спину парня веником, слегка прижатым к его бренной тушке рукой, и он вообще впал в нирвану. Подлечив таким макаром мышцы трудоголика, я снова отходил его веничком — на этот раз нагнетая воздух погорячее и распарив парня так, что он покраснел, как маков цвет. Завершив сие благое начинание, я скомандовал:
— Ать-два! Поворот!
— Куда? — не понял отпаривший мозги парнишка.
— Пузом кверху, — хохотнул я.
— А может, не надо? — резко застеснялся он.
— Тьфу! Барышня на выданье! — возмутился я, начав вымачивать веники в кипяточке. — Чего я там не видел у тебя? Вертись, говорю!
— Ладно, — сдался на волю опытного банщика Рёхей и соизволил перевернуться.
Операция была повторена, ясное дело, куда более мягко и осторожно, и в результате трудяга наш целиком превратился в вареного рака. Закончив, я шваркнул веники обратно в кипяток, уселся на лавку напротив полатей и скомандовал:
— Так, Рёхей, на полатях не залеживайся — тепловой удар схватишь.
— Агааа, — протянул довольный жизнью и явно не желавший соскребаться с лежанки парень.
— Кому сказал! — возмутился я, подумав, что они с сыном
— Ладно, — нехотя ответил он и встал, а точнее, перетек на пол и буквально рухнул на скамейку, не став даже в полотенце оборачиваться и вытянув ноги. — Хорошооо.
— Вот, молодец, — похвалил я его. — «Кто следующий?» — кричит заведующий!
Желающих не нашлось: два оставшихся участника процедуры переглянулись, и курилка поморщился.
— Ну? — ухмыльнулся я. — Чего, стесняетесь, да?
— Парни, идите. Вы не представляете, что теряете, — растекаясь по лавке бульоном из работника, поддержал меня Рёхей.
— Ладно, — вдруг обретя решительность, тряхнул головой с прилипшими ко лбу седыми прядями Хаято. — Джудайме, если это будет слишком, Вы не пойдете.
— Ну… Может быть, — почесав кончик носа, уклонился от ответа Тсуна, явно заинтригованный реакцией боксера. Ну, всё. Держись, куряка!
Хаято заполз на полати, швырнул полотенце на лавку и улегся задом кверху. Хе-хе, отличная картина! Вот сейчас-то мы твою бледную филейную часть и познакомим с веничками и словами «уважение к старшим»!.. Я стряхнул воду с веников и начал парить истеричного парнишку. Сделав ему «компресс», я таки, что называется, «дорвался». Подняв веник над головой, я с ухмылкой стеганул Хаято по заднице березовыми прутиками с зелеными листочками. Послышался вопль и итальяно-японский мат (хотя, может, и не мат, кто ж его знает?), Тсуна удивленно на меня воззрился, а Рёхей заржал. Да, вот так — я немного мстителен. Что поделать?
— Уважение к боссу — это хорошо, — продолжая стегать парня с применением особо горячего воздуха из-под потолка баньки, начал читать лекцию я. — Но седины и возраст тоже уважать надо. Вкупе с гостеприимством. О вас заботятся, вам помогают, а вы хамите без продыху. Что ж вы за люди-то такие? Бессовестные! Нет, к боссу твоему это не относится, парень. Это я о тебе, хамоватом, да о дружках твоих, у которых из ушей нахальство прет. А ведь вас здесь как родных приняли, в семью пустили. А вы своей же семье хамите. Нехорошо.
Моя речь сопровождалась воплями пострадавшего, попытками встать и слинять на лавку и обещаниями меня убить, заключавшимися в русских словах: «Где мой динамит?! Чёрт! Я его подорву!» О чем он вообще, какой динамит? Ну да ладно, в бане пиротехнике не место, а вот веникам — самое оно! Последний раз смачно стеганув по пятой точке паренька, я скомандовал:
— Вертись, больше измываться не буду. Вы ж дети еще совсем. А мозги через задницу вправлять — самое оно.
В ответ мне донеслось нечто непереводимое (а может, и переводимое), итальяно-японское, и парень сел на полатях, сверля меня злым взглядом.