Спасите, мафия!
Шрифт:
Дальше последовала непереводимая игра слов, вернее, ора, шипящий смех и попытки нормальных людей успокоить вскочившую белобрысую истеричку. Точно дурдом. Терпение, ты где? Нет ответа… Оно в коме. Я сейчас взорвусь.
Однако народ всё же утихомирился, и я заявил:
— Всё. Кто первый на полати? Веничком массаж устрою.
— Давайте я! — обрадовался смелый японец. Камикадзе, что ль? Хе-хе.
— Ну, давай, — смилостивился я и подумал, что сегодня, если так и дальше пойдет, со всеми этими нервами точно получу перегрев. Как бы время сократить? О, идея! Полати-то широкие до безобразия!
— Только двоих из вас парить буду одновременно, а то сам тепловой удар схвачу. Сами уж решайте. Но двоих на полати вместе положим.
Повисла тишина. Четыре рыла воззрились на меня с таким видом, словно я им предложил голышом перед всей деревней пробежать — со смесью ужаса, отвращения, возмущения, офигения и ярости, причем у одних одна эмоция преобладала, у других другая. А дальше мне взорвали мозг, причем без таинственного «динамита» Хаято.
— Врооой!!!
Чё ж так орать-то?! И что за истерика?! Вон, у нас мужики парятся так, и ничего! Полати ж широкие, как незнамо что! Пока «капитан» итальянского сапога-полуострова орал, я вспоминал Карлсона. «Чё ты орешь? Нет, ну чего ты орешь?» Вот правда — чего?
— Да ни на что он не намекает! — в ответ на итальянские вопли, наконец ответил чисто по-нашенски адекватный человек по имени Дино. — Успокойся, Скуало!
— Сначала он там про пол мой что-то говорил, теперь это?! — рявкнул блонд. А, ясно. Думает, я его в гействе подозреваю. С чего бы? Дурак, что ль?
— Спокойствие у атомного реактора, — вяло скомандовал я. — Никто тут ни на что не намекает. У нас все мужики так парятся — никого пока в гействе не заподозрили и вас не заподозрят. Короче, не надо на моих ушах чечетку отплясывать. Вон, давайте «Принца» с кем-нибудь положим.
— Его? — ухмыльнулся Ску-чего-то-там, резко перейдя на адекватную громкость, и мстительно покосился на царскую морду. Морда рассмеялась.
— Ши-ши-ши, неужели ты настолько отчаялся, капитан, что решил всё свалить на Принца? — хитро ухмыляясь, попытался спровоцировать «капитана» «монарх». — Боишься слухов? Или лечь на одну горизонтальную поверхность со своим учеником? Мне начать вас в чем-то подозревать?
— Врооой! — ожидаемо. Я даже начинаю привыкать… — Бэл, твои провокации меня бесят! Но ты всё равно не ляжешь ни с кем «на одну горизонтальную поверхность»! Гордыня не позволит! А я гордый, но гордыню обуздать могу! — он обернулся к сидевшему рядом со мной японцу и повелел: — Эй, мусор! Ложись давай! Всё равно «Принц» не сделает этого! А с тем отбросом я ложиться на одну «поверхность» не собираюсь! Пусть Принц узнает разницу между гордостью и гордыней!
О как. Монарх и впрямь монарх — спровоцировал своего военачальника. Только военачальник тоже не дурак, потому как хоть и спровоцировался, но не явно, а сумев барина носом в его собственный ночной горшок ткнуть. Н-да. Есть еще женщины в русских селениях, а вот в Италии мужики повывелись. Нет бы царьку в глаз дал с разворота за намеки… Эх. Мечты.
— Ладно, — почесав кончик носа, отозвался Ямамото и подошел к полатям.
— Ну, давайте, раздевайтесь и вперед, — зевнул я и достал веники из таза.
Тишина. И мертвые с косами стоят.
Четыре рыла снова замерли в немом «восторге»
— Забираемся, товарищи. А то только время теряем.
Непереводимая игра слов на итальянском (выучить, что ль, мат их, чтоб знать, как меня величают?) обрушилась на мою голову. Ямамото же рассмеялся и, почесав макушку, остановил вопли своего «капитана», что б ему тёрн всю жизнь жевать — он рот вяжет…
— Да ладно, Скуало! Ты у стеночки или с краю?
— Никчемные отбросы! — сказал свое последнее слово человек, которому я б сам банку тернового варенья подарил и за один присест съесть заставил. Сняв с бедер полотенце, он швырнул его в Принца, ясен пень его поймавшего, и забрался на полати, к стене. Подставив филейную часть для массажа, он отвернулся носом к стенке, не соизволив волосья свои длиннючие, блондинистые, со спины убрать. Что за люди?! Ученичок же его тоже полотенце скинул, на лавку зашвырнул, поправил полотенце, что руку его «капитана» скрывало толстенным коконом, и залез на полати.
— Отрастили, блин, волосы, — поморщился я и смочил веники в воде.
— Мешают? — озадачился японец. Я говорил когда-то, что это умная нация? Зря говорил, зря.
— Нет, блин! Помогают! Волосы сдвигает пусть «учитель» твой! А то я ему их веником-то и повыдергаю!
— Мусор, если мои волосы хоть… — но возмущение капитана, аж поднявшего на меня взор свой пылкий, перебил невежливый японец.
— Да ладно, не тронут их. Не переживай так, — и это японское недоразумение самолично сдвинуло волосы учителя с его спины ему же на морду. В смысле, перекинуло вперед. Я заржал, вопль «врой» взорвал баню, остальные рассмеялись. Я же решил успокоить истеричного блондина по-своему: подошел к полатям, да стеганул его по голому заду веником. Отозвался блондин сразу. Смесью орева из итальянского мата и «вройканья». Я снова заржал и начал их нормально парить, а Дино, вжавшийся в стену, пробормотал:
— Может, не надо?..
— Дино, ты зря отказываешься! — подал голос японец. — Это здорово!
— Скуало бы с тобой поспорил, — зашипел королек змеиный.
— Мусор, заткнись! Посмотрю я на тебя, когда ты тут окажешься! — обиделся побитый «капитан». А дальше последовал прелюбопытный диалог.
— Ши-ши-ши, а кто сказал, что Принц позволит какому-то простолюдину себя избить?
— Это намек на то, что я позволил?!
— Иногда капитан просыпается от семнадцатилетней спячки, как американская цикада, и блистает логикой.
— Врой!
— Ши-ши-ши.
— Мусор! Когда я выйду, порежу тебя на сотню частей!
— Заткнулись на фиг! — заорал я и со всей дури хлестанул Скуало по филейной части. Перекрывая его орево, я продолжил: — Только смертоубийства нам тут не хватало! Я, может, и не против «белых» добить, но не на территории фермы! Вон, чешите за ворота и там сколько угодно пыряйтесь ножиками!
— Скуало, не ведись на провокацию, — подал голос кайфовавший от русской баньки японец. — Твой атрибут — умиротворение. Вот и покажи, что ты и впрямь…