Спасите, мафия!
Шрифт:
Я улыбнулась, кивнула и перевела взгляд на небо. Вспышка. Оранжевая огненная вспышка озарила небеса, взрывая воздух ревом пламени. Я вздрогнула и, наконец, поняла, что произошло. Пока Кёя, Бьякуран и Мукуро в телах шинигами отвлекали Эмму, атакуя с трех сторон, Тсуна направил на Владыку сверхмощное Пламя Предсмертной Воли с помощью Х-баннера. Лишь только огонь утих, я почувствовала, что сердце радостно забилось. Невидимая прежде глазу прозрачная сфера, являвшаяся абсолютной, непробиваемой защитой божества, треснула. И пусть трещина эта была небольшой, вряд ли хоть кто-то прежде добивался подобного результата, вступая в схватку с самой Смертью. Небольшая часть Пламени Неба сумела прорваться через трещину в шар, и левый рукав Владыки был опален. В ту же секунду внутрь барьера ворвались микроскопические Роллы, тут же начавшие увеличиваться, но
— Значит, он ослабляет защиту там, откуда не ждет атаки, — прокомментировал Маэстро. — Интересно, как парни это поняли, учитывая, что защита невидима?
— Гипер-интуиция? — предположила я, не в силах сдержать радостную улыбку.
— Нет, — покачала головой вставшая слева от меня Лена, на удивление спокойная после встречи с родителями. — Это он блокирует интуицию Вонголы, я уверена. Скорее всего, они догадались просто потому, что часто сражаются. Это просто опыт. Но у Савады осталось совсем немного сил. Им не победить. А ведь нам главное — суметь зажечь Пламя после заката. Не понимаю, почему они не хотят просто сдерживать число бойцов врага до самого конца? Зачем драться с Владыкой?
— А ты присмотрись, — усмехнулся Маэстро. — Они ведь бьются с ним не для победы. Они отвлекают его. Когда он сражается, его воины прибывают с задержкой. Сейчас количество «самураев» меньше того, что было в начале. И всё благодаря тому, что этого «Владыку» отвлекли.
— Они помогают остальным ребятам, — пробормотала я.
— Именно, — кивнул мужчина. — А еще они не дают «Владыке» вступить в бой. Опять же присмотритесь: как только парни ослабляют атаку, воздушные потоки, контролируемые врагом, начинают опускаться ниже — он провоцирует их выкладываться по полной, словно говоря: «Если не будете серьезны, я уничтожу ваших друзей».
— Те, кто внизу — его заложники… — прошептала я, с ужасом осознавая смысл происходящего. Значит, целью Эммы изначально было — выманить сильнейших на себя. Он знал, что самые сильные бойцы не лишатся всего Пламени Предсмертной Воли, сражаясь с его приспешниками, а потому заманил их в небо, ведь его собственная сила безгранична. Он не собирается убивать их, но сделает это, если они ослабят атаки, потому что его цель — измотать их и заставить проиграть — лишить Пламени Предсмертной Воли… Их смерть ему ничего не даст, ведь убить он может любого — это для него не победа. Победой будет — сломать нас, вымотать сильнейших и, лишив их Пламени, вынести приговор о том, что мы проиграли…
Я с ужасом смотрела на то, как фигуры моих товарищей кружили по небу вокруг японского божества, и думала, что всё это неправильно, это какой-то театр абсурда… Зачем ему это, зачем?! Ведь он не Граф! Он не может наслаждаться этим кошмарным спектаклем! Так зачем?..
— Одиннадцатая ступень, — прервал мои мысли тихий голос Владыки, и я вздрогнула, ожидая очередного удара судьбы. — Покажи мне странность смеха.
Я покосилась на Бельфегора, с безумной усмешкой метавшего стилеты во врагов и царившего на поле боя, как настоящий демон смерти. Краем глаза я заметила, что Лена побледнела, но с Принцем ничего не случилось. Просто мир вдруг полыхнул белым, и рядом с Владыкой появилось Нечто. Белые перчатки и половинчатая серебристая маска, словно обломанная по краям, скрывавшая правую часть лица своего хозяина — вот всё, что можно было увидеть. В остальном прибывшее существо было абсолютно прозрачным.
— День добрый, пташки мои! — пропело существо, и я поняла, кто перед нами и у кого Вадим научился такой манере общения. Бой в воздухе замер, мафиози перегруппировались, переводя дух, а существо продолжило вещать манерным голосом, сопровождая речь театральными взмахами рук: — Позвольте представиться! Имя свое я вам не назову, но можете звать меня Граф! Или же Хакушаку, среди вас ведь много японцев, а Хакушаку по-японски и есть «граф». Что ж, я смотрю, вы тут неплохо повеселились без меня? Читать обо всем в книгах было скучно, и я пришел сюда ровно в то время, что мы и договаривались, правда, мой сладенький? — обратился
— Вы явились как раз вовремя, Граф. Не желаете присоединиться?
— О, конечно, как же иначе? — усмехнулся шинигами и, подперев подбородок ладонью, скучающим тоном обратился к Вадиму, причем его голос, как и голоса всех сражавшихся, слышно было абсолютно всем, как бы тихо он ни говорил: — Что же с тобой стало, мой никчемный ученик? Сколько раз я говорил тебе: «От союзника удар ждать следует в первую очередь», — а ты подпустил к себе именно союзника. Как говорили самураи, шрамы на спине — самые постыдные, потому что доказывают, что ты убегал, но я считаю, что если ты идиот, то шрамы на спине говорят о том, что ты был слишком доверчив. Вот и пырнул тебя «союзничек» трезубцем в спину. Это тебе, кстати, чести не делает: дураки ничем не лучше трусов. Вытащить тебя из-под контроля и вправить разум с помощью плёточки, что ли?.. А хотя нет, это еще успеется. Мы ведь должны действовать по сценарию. А по сценарию у нас битва титанов! — голос Графа вновь стал громким, радостным и высокопафосным, а манерные ужимки возобновились. — Кстати, птички мои, вы в курсе, что я сильнейший шинигами мира Мейфу, потому меня и назначили хранителем Дома Тысячи Свечей? Нет? Ну так я вам говорю. Хранитель обязан быть очень и очень силен, чтобы в случае нападения суметь в одиночку заменить целую армию и защитить жизни смертных! Нет, это я не хвастаюсь — лишь констатирую факт. Итак, давайте же сыграем эту партию, дорогие мои! Я буду «водить», а кого «засалю» — не обижайтесь — ту свечечку я мигом погашу. Могу показать пример…
Он протянул вперед правую ладонь, на которой тут же появилась свеча, и все присутствовавшие напряглись. Впрочем, бой на земле не стихал ни на секунду, но даже грохот взрывов и вой демонических псов не могли заглушить слова шинигами и позволить мафиози забыться — отрешиться от образа синего пламени, горевшего на тонкой серой свече… Граф… Что он за существо-то такое?! Так легко играть жизнями людей, так запросто распоряжаться ими!.. Он и впрямь не человек, он самый настоящий Бог Смерти — существо, не ценящее чужую жизнь…
— Испугались? — протянул Граф. — Не правда ли, это бодрит? Чувствовать, что ты можешь умереть в любой миг, знать, что через секунду твое сердце может остановиться, а потом раз! — свеча вспыхнула и погасла, но никто из нас не упал, и я вздохнула с облечением. Граф же продолжил вкрадчивым голосом, в котором не слышалось больше игривых интонаций, а были лишь холод и абсолютное понимание того, что творится в душах смертных, словно он видел каждого насквозь: — Ты выживаешь и чувствуешь облегчение от того, что умер не ты… Ты понимаешь, что умер кто-то другой, и тебе должно быть стыдно, но ты все равно рад: ты ведь выжил. И плевать, что кто-то умер, ведь ты-то жив, равно как и твои друзья. Но что, если погасла свеча того, кого ты знал? Кого ценил? Кого любил? Или кто любил тебя, а, Мария? — Граф повернулся к моей сестре, чьи руки вдруг мелко задрожали, и продолжил: — Ты ведь рада, что это не свеча того мальчика с крашеными волосами, того парнишки с динамитом, того не-ангела с крыльями и того любителя садо-мазо с хлыстом? Свеча не твоих сестер, не твоего бывшего возлюбленного и не твоя. Но что если это, скажем, свеча жизни того мальчика, который тебя любил? Валета, так вы его звали? — Маша побледнела и сделала шаг назад, а Граф обернулся к Кёе и сказал: — А если это свеча жизни кого-то из Намимори или нового Дисциплинарного Комитета? — он посмотрел на Тсуну и добавил: — А может, Наны? Или Ламбо? Или Киоко? — последние слова он адресовал сражавшемуся боксеру, который замер и тут же пропустил удар.
Острое лезвие закаленной в адском пламени катаны вспороло плоть. Багровые капли упали вниз. Рёхей отпрыгнул от нападавшего, и покосился на рану на левом предплечье, но она оказалась не слишком серьезна, и он вновь вступил в бой. С ненавистью в глазах и отчаянной решимостью победить.
— Так чья же это свеча?.. — прошелестел вкрадчивый голос шинигами, заполнивший всё пространство — не только звуком, но и страхом…
— Чья бы она ни была, — вдруг рявкнула Маша, — нам уже твоего поступка не исправить! Хватит издеваться! Да, мы виноваты — мы почувствовали облегчение. Но разве это плохо — радоваться тому, что ты и твои друзья выжили в опасной ситуации? Ведь мы радовались не чьей-то смерти, а тому, что сами выжили!