Спасти кавказского пленника
Шрифт:
— Какая нелепая смерть! Здесь принято считать, что смерть от штыка недостойна воина. Но это чушь! Штык бьёт шашку. В этом у меня нет сомнений.
— Никто не говорил, что Джанхот пал, как не подобает мужчине. О нем сложили хорошую поминальную песню.
Я сжал кулаки, чтобы не застонать. Молчун был мне не просто другом. Образцом для подражания. Он так и не научил меня тайному языку всадников. Так, по мелочи… Но это все ерунда! Он жизнь мне подарил, когда помог вытащить Тамару!
— Я не смогу его отблагодарить за свое счастье! Боже, какая страшная
Юсеф удовлетворено кивнул:
— Мы не сомневались, что этим закончится. Не смертью нашего друга, конечно. Твоей женитьбой, — пояснил он свою мысль. — Едем ко мне! Есть повод отпраздновать! И подарки! Я должен подарить тебе что-то на свадьбу!
— Нет времени праздновать! Увы, не уверен, что в нижней долине Абина я желанный гость.
— Княжна? Жена Мансура и сестра Бейзруко? — догадался Юсеф.
Я коротко поведал кунаку о том, что случилось в конце весны. Таузо-ок не смог сдержать горестного восклицания при известии о гибели старого Пшекуи-ока. С благодарностью сжал мне плечо, узнав, что я спас Цекери. И разразился ругательствами, когда услышал, чем закончилась моя переправа на левый берег Кубани.
— Безродные совсем стыд потеряли после смерти своего князя. Среди темиргоевцев осталось немало достойных мужей, кто чтит заветы Джамбулата. Кто не позабыл о законах уорк хабзэ и дворянской чести. Но такое… Этого нельзя так оставить! Воспользуемся съездом судей! Заявим претензию. Пусть отвечают за содеянное!
— Я так и планировал поступить.
— Идем! — решительно потянул меня за руку Юсеф. — Предоставь все мне. Ты многого не поймешь, да не беда. Обществу всадников нанесено оскорбление!
Судьи заседали под большим навесом, крытым соломой. Их окружали просители и обвиняемые. Последних доставляли местные «судебные приставы». Здоровенные амбалы! У них в руках были палки с насечками, игравшие роль «удостоверения» личности и права. Действовали «приставы», как мне объяснили, решительно. Могли и дом обвиняемого сжечь, если тот не являлся на суд.
Юсеф протолкался сквозь толпу. Воспользовался своим положением «оратора», завершившего работу высокого собрания. Получил право выступить. С несвойственной ему яростью стал выкрикивать обвинения. Насилие над девочками-подростками! Пытки! Предумышленное ранение! Кража оружия! Попытка убийства!
Вся толпа, окружавшая навес, разразилась гневными криками. «Приставам» пришлось постараться, чтобы ее утихомирить. Судьи дождались тишины и призвали меня к ответу.
— Какому вольному обществу нанесено оскорбление? — спросили меня в первую очередь.
— Всадникам! — вместо меня ответил Таузо-ок. — Урум Зелим-бей заговоренный был принят в его ряды после героического боя у мыса Адлер.
— Благородные! Уорки! — зашептали в толпе. Далеко не все восклицания были одобрительными.
— Если ты следуешь путем чести, с тобой можно творить все, что угодно?! — развернувшись, злобно крикнул таким злопыхателям Юсеф.
— Чем можешь подтвердить свои обвинения, урум? — спросил меня судья, не давая разгореться опасным
Я разделся до пояса. Мои раны произвели впечатление на собравшихся.
— Он однозначно заговоренный! — волна суеверного ужаса прокатилась по рядам зевак. Даже судьи не остались безучастными.
— Как ты выжил? — спросил все тот же судья.
— Меня спасли ногаи с Большой Козьмы, — озвучил я согласованную с Карамурзиным версию.
— Ты готов поклясться на священной книге, что все так и было? — указал мне судья на висящий на столбе навеса Коран.
— Я православный.
— Не имеет значения! Бог един для всех.
— Клянусь! — подтвердил я свои слова, приложив руку к Священной книге.
— Одной клятвы недостаточно. Нужен еще один свидетель!
— Такой есть! Цекери, иди сюда!
Молодой Пшекуи-ок подошел к навесу. Стесняясь и запинаясь, он подтвердил мои слова в той части, которую видел своими глазами. Приложил руку к Корану. Поклялся.
Возникла длинная пауза. Судьи тихо шептались.
— Тот судья, который тебя спрашивал… Его зовут Мехмет, — на ухо пояснял мне кунак. — Носит с собой томик турецкого права, в котором по меткам находит взыскания, связанные с каждым видом преступлений. Не все с ним согласны. Хотят судить по древнему черкесскому обычаю.
— Что меня ждет?
— Много подсказок они не найдут. Проблема с девочками. Они были захвачены. То есть стали собственностью. А у нас нет наказаний даже за убийство раба. Считается, что в здравом уме ни один хозяин не станет поджигать свой дом.
Я догадался, что принципы прецедентного права адыгам не знакомы или они к ним не готовы. Скорее всего, мое дело затянется.
Угадал лишь отчасти. Присутствие на собрании старейшин представителей от темиргоевских обществ многое упростило. Они явились на судебное заседание. Отрицать мои обвинения не стали, но выдвинули встречные.
— Преднамеренное ранение члена и важного органа тоже является преступлением. Пострадали наши люди.
— Жопа не член! — проорал тут же Юсеф. Его слова были встречены громоподобным хохотом.
— Зелим-бей превратил двух воинов в неспособных сидеть в седле. За подобное следует платить пятьдесят быков. Всего сто!
— Готов отдать эквивалент другими товарами, если мне позволят отрезать этим ублюдкам их похотливые члены! — не остался я в долгу. — По пятьдесят быков за одну жопу будет слишком жирно этим гадам!
— Штраф получат не они, а общество, к которому они принадлежат, — возразили темиргоевцы.
— Вы готовы вместе со штрафом принять на себя позор ваших воинов? И этих подонков, жопотерпил, сюда приведете, чтоб освидетельствование прошли? — Юсеф ловко прихватил за язык старейшин.
Темиргоевцы посовещались. Судьи их не торопили.
— Мы не готовы сразу дать ответ. Найдем виновных. Расспросим, как все было. Если русский дезертир действительно пытал черкеса, свяжем ему руки и утопим. За нападение на урума и потерю им оружия заплатим виру, вычтя сорок быков за пострадавшие части тела наших людей…