Справедливость-это женщина

Куксон Кэтрин

Элла спускалась по лестнице и, увидев Бетти, воскликнула:

– О! Мисс. Это ужасно. – Несомненно, она бы с радостью посвятила Бетти в детали, но в этот момент из столовой вышел Джо. Он ничего не сказал, а быстро подошел к Бетти и, взяв ее под руку, повел в гостиную.

– Как это произошло? – спросила женщина, снимая шляпу и бросая ее на стул, повернувшись, чтобы помочь ему снять с нее пальто.

– Мартин, – сказал он. – Он, должно быть, опустил одну сторону кровати. Как это ему удалось – одному Богу известно;

он не мог встать на подставку, так как она по-прежнему в комнате Нелли. Мы всегда стараемся ему не показывать подставку, ты же знаешь.

– А где была Нелли?

– Ужинала. Она сказала, что Мартин крепко спал, когда она ушла. Видимо, она возвращалась, когда услышала с лестничной площадки его крики. Когда она вошла в комнату, он сидел на полу с ребенком в руках и кричал так, как никогда не кричат дети. Он продолжал кричать, когда я вернулся домой. Мартин, очевидно, пытался поднять ее с кроватки и, когда это ему удалось, потянул за матрац – и, разумеется, она покатилась на пол. С одной стороны ее лица огромный синяк.

– Она долго жила? – Бетти сидела на краю кушетки и смотрела на свои руки, сжатые на коленях.

– Она умерла в половине четвертого.

– А что ты сказал доктору?

– Что я мог ему сказать? Представил ему версию Нелли. В любом случае она бы рассказала. Да и Элен все видела. Она бросилась вместе с Нелли в комнату и подняла мальчика, но не смогла его успокоить. Казалось, он пережил кошмар: он дрался, сопротивлялся и кричал, пока доктор не дал ему успокоительного.

– Как он сейчас?

– Странно, но сегодня утром с ним все нормально. Как я уже говорил, это было подобно кошмару. Когда я сказал ему, что маленькая отправилась на небеса – это все, что я смог придумать, – он воспринял это спокойно, но спросил о тебе. «Хочу, чтобы тетя Бетт была со мной», – заявил он.

– А Элен?

– За нее я тревожусь. Она спокойна; думаю, корит себя за свое отношение к ребенку. Вчера вечером она восприняла случившееся спокойно, неестественно спокойно.

– Очевидно, она в шоке.

– Думаю, что да. Доктор Пирс сказал, это самое лучшее, что могло произойти. Возможно, я и согласился бы с ним, но меня беспокоит, как это произошло, поскольку, даже если происшедшее изгладится из памяти Мартина, что, очевидно, и случилось, какая-нибудь сплетница может напомнить об этом на следующем этапе его жизни: Нелли скажет матери, мать – соседям, а ребенок услышит, и этого нельзя исключить.

– Ты преувеличиваешь, Джо. Как бы то ни было, это – несчастный случай; такое может произойти с любыми двумя детьми.

На мгновение воцарилась тишина; затем Бетти поднялась и сказала:

– Пойду наверх повидаюсь с ней.

Не говоря ни слова, он открыл перед ней дверь, и она поднялась в комнату Элен.

Бетти удивилась, увидев, что Элен была уже одета. Они смотрели друг на друга через всю комнату, и первой заговорила

Элен.

– Я не собираюсь говорить, что сожалею о смерти ребенка, – сказала она.

– Я от тебя этого и не жду. – Бетти перевела взгляд с бледного лица сестры на ее подергивающиеся пальцы, и на мгновение прониклась глубоким состраданием по отношению к ней. Хотя Элен и говорит, что не сожалеет о смерти ребенка, но она сильно переживает, и она подошла к ней и обняла, и тотчас подивилась воздействию этого, так как Элен, дрожа всем телом, разразилась потоком слез и прижалась к ней, как ребенок, ищущий у матери утешения.

– Полно, полно. Все уже позади. Успокойся, не плачь. – И даже произнося эти слова, Бетти подумала, что такое излияние – лучшее, что могло случиться с Элен, так как это снимет с нее напряженность. – Посиди, дорогая, – сказала она, подвигая ей кресло.

Но, опустившись на кресло, Элен продолжала льнуть к Бетти, которая теперь обнимала ее, гладила ей волосы и что-то нежно нашептывала ей. Вдруг Элен выпалила:

– Все меня ненавидят!

– Не говори глупости.

– И ты иногда тоже.

– Ничего подобного. Я никогда не испытывала к тебе ненависти. Сердилась на тебя, да, но безо всякой ненависти.

– Джо ненавидит!

– О, Элен, что с тобой? Джо любит тебя. Не каждый мужчина смирится с тем, через что пришлось пройти Джо.

– Вот и ты. – Элен освободилась от объятий Бетти и, откинувшись на спинку кресла, запричитала: – Никто не может понять меня, никто. Знаешь? Я презираю всех в этом доме, кроме Мартина… и тебя.

Бетти теперь смотрела на сестру и думала не без горечи, что «и тебя» было добавлено скорей из соображений дипломатии, чем реального положения дел. Ее голос был тихим, когда она ответила:

– Тогда это жаль.

Теперь Элен обрушилась на нее, крича:

– О, как ты разговариваешь. Ты так самодовольна, ты никогда не замышляешь и не делаешь ничего плохого, да? Добрая сестра Бетти. Все говорят, добрая сестра Бетти. Ты прямо напрашиваешься на включение в жития святых. Ты двуличная.

– Замолчи, Элен.

– Не замолчу; это – мой дом. И буду говорить, когда захочу. Буду кричать, если захочу, вопить, буду вопить на старого Майка и на второго хозяина, мастера Джо, и на этого грязного черномазого и его распутную жену. О, я все знаю…

– Элен! Я велю тебе замолчать.

– В чем дело? Что случилось? – Джо неожиданно ворвался в комнату. И Элен вопила теперь ему:

– Я говорю твоей дорогой Бетти, что она самодовольна, двулична, как и ты, как и все вы!

Когда Джо двинулся к жене, ее вопль достиг душераздирающей высоты:

– Не дотрагивайся до меня! Не смей дотрагиваться до меня!

Он остановился, взглянул на Бетти и хотел было заговорить, но Элен схватилась руками за грудь, с трудом сделала вдох и рухнула на ручку кресла.